Я продолжаю отбиваться и кричать.
Он за ноги втаскивает меня на площадку, но я, вытянув здоровую руку, цепляюсь за дверную раму. Он сильнее дергает меня за ноги. Я держусь изо всех сил. Я не сдамся. Я буду сражаться до конца.
В ярости он бросает мои ноги и сильно бьет меня каблуком по запястью. Я чувствую, как трещит кость, и слышу собственный вопль. Сломанная рука уже не поможет – пальцы разжимаются.
Я на вдовьей дорожке.
Спустилась ночь. Вместо Бена я вижу лишь темный, размытый туманом силуэт. Вот таким будет мой конец – меня сбросят вниз. Смертельное падение на землю.
Подхватив меня под мышки, он рывком придвигает меня к перилам. Туман такой же влажный, как и слезы на моем лице. Я чувствую соль, в последний раз вдыхаю воздух, пахнущий…
Морем.
Сквозь клубящийся туман проглядывает фигура, которая во тьме принимает угрожающие размеры. Это не какая-то там дымка, к нам приближается нечто настоящее, материальное.
Бен тоже видит это и замирает, вглядываясь в темноту.
– Какого черта?
Он резко отпускает меня, и я тяжело плюхаюсь на площадку. Приступ боли пронзает шею – он настолько мучителен, что на мгновение в моих глазах темнеет. Я ничего не вижу, но слышу удар – чей-то кулак обрушивается на плоть и Бен кряхтит от боли. Потом я различаю две тени, сражающиеся в тумане, – они крутятся и извиваются в чудовищной смертельной пляске. Внезапно они накреняются в сторону, и я слышу треск дерева, которое ломается в щепки.
И вопль. Вопль Бена. До конца моих дней этот крик будет эхом отзываться в моих кошмарах.
Надо мной возвышается чья-то фигура – широкоплечая, укутанная туманом.
– Спасибо, – шепчу я.
А потом все погружается во тьму.
Я не могу повернуть голову: шейный бандаж сковывает шею и плечи. Я лежу на спине в «скорой» и могу смотреть только в потолок, на бутылку с внутривенным раствором. На ее стекле мигает отражение проблесковых маячков. На улице бормочут полицейские рации, и я слышу, как подъезжает еще одна машина – ее шины трещат по гравию.
Кто-то светит фонариком мне в левый глаз, а затем в правый.
– Зрачки по-прежнему одинакового размера, реагируют на свет, – комментирует врач «скорой». – Мэм, вы знаете, какой сейчас месяц?
– Сентябрь, – бормочу я.
– А день?
– Понедельник. Как мне кажется.
– Ладно. Хорошо. – Он тянется вверх, поправляет капельницу у меня над головой. – У вас все нормально. Я только получше заклею катетер.
– Вы видели его? – спрашиваю я.
– Кого?
– Капитана Броуди.
– Я не знаю, кто это.
– Когда вы поднялись наверх, чтобы забрать меня, он был там, на вдовьей дорожке. Он спас мне жизнь.
– Прошу прощения, мэм. Наверху я видел с вами только мистера Хаскелла. Именно он вызвал «скорую».
– Там был Нед?
– Он и сейчас здесь. – Врач высовывается из открытых задних дверей машины и кричит: – Эй, Нед, она спрашивает о тебе!
Через мгновение надо мной склоняется Нед:
– Как вы, Эйва?
– Вы ведь видели его, да? – бормочу я.
– Она говорит о каком-то Броуди, – поясняет врач «скорой». – Будто бы он был там, на вдовьей дорожке.
Нед качает головой:
– Наверху я видел только вас и Бена.
– Он пытался убить меня, – тихо поясняю я.
– Насчет его я не знал наверняка, Эйва… Хотя все эти годы задумывался о том, как все-таки погибла Джесси. А потом Шарлотта…
– Полиция решила, что это вы ее убили.
– Да и другие так думали. Когда вы стали встречаться с Беном, я забеспокоился, что все может повториться.
– И поэтому поехали сюда за ним?
– Я услышал, как вы кричали на крыше, и все понял. Вообще-то, я всегда подозревал, что это его рук дело. Но никто меня не слушал, да и с чего бы? Он был доктором, а я всего лишь…
– Человеком, который говорит правду. – Мое запястье еще не перевязали, и если бы оно так не болело даже от слабого движения, я бы схватила его за руку.
Мне хочется многое рассказать ему, однако водитель «скорой» уже завел двигатель, так что Неду пора уходить. Он выбирается наружу. Хлопают двери «скорой».
Словно мумия, я закована в шейный бандаж, а потому не могу выглянуть и посмотреть на грузовичок, который должен увезти тело Бена Гордона в морг. И мне не удается бросить прощальный взгляд на дом, где я могла бы встретить свой конец, если бы не Хаскелл.
Или меня все-таки спас призрак?
«Скорая» подпрыгивает на неровной подъездной аллее, а я закрываю глаза и снова вижу Джеремию Броуди, который стоит на вдовьей дорожке и, как обычно, несет вахту.
Он всегда будет нести ее.
30
Возле моей кровати висит белая занавеска, закрывающая вид на дверь. У меня двухместная больничная палата. Моя соседка – весьма популярная дама, у которой всегда есть посетители с цветами. Я ощущаю аромат роз – через занавеску до меня доносятся приветствия:
– Привет, бабушка!
– Как ты чувствуешь себя, дорогая?
– Мы так ждем тебя дома!
Все это голоса любящих ее людей.
С моей стороны занавески всегда царит тишина. Меня навещал только Нед Хаскелл – он забегал вчера сообщить, что присматривает за моим котом, – да наведывалась полиция штата Мэн; тамошние детективы приходили ко мне сегодня утром, чтобы задать примерно те же вопросы, что и вчера. Они обыскали дом Бена и нашли картину, которую я описывала. Обнаружили его ноутбук, а в нем фотографии – мои и Шарлотты, – сделанные с помощью телескопического объектива через окно спальни. Вероятно, с Шарлоттой случилось то же, что и со мной: доктор начал ухаживать за новой съемщицей Вахты Броуди. Может, она почувствовала что-то неладное и попыталась порвать с ним? Столкнувшись с отказом, он ответил насилием, как это было с пятнадцатилетней Джесси Инман два десятка лет назад.
При наличии судна избавиться от тела несложно – труднее скрыть тот факт, что твоя жертва пропала. Гордон упаковал вещи Шарлотты, и для окружающих все выглядело так, будто она сама решила уехать из городка. Однако детали он не предусмотрел, и они в конце концов выдали его. Почтовый ящик, заполненный письмами. Разлагающееся тело, найденное в бухте. И машина Шарлотты, пятилетняя «тойота» с ее вещами, которую только вчера обнаружили в пятидесяти милях от Такер-Коува. Если бы не все эти подробности и не вопросы, которые я постоянно задавала, никто бы и не узнал, что Шарлотте Нильсон так и не удалось выбраться живой из штата Мэн.
Мое убийство тоже запросто могли не заметить. Я сумасшедшая съемщица, которая видела призраков в доме; мусорное ведро в моей кухне было переполнено пустыми бутылками. Подобная особа вполне могла выйти как-нибудь ночью на вдовью дорожку и упасть вниз, несмотря на перила. Жители городка дружно качали бы головой, сплетничая о трагической смерти заезжей любительницы выпить. Они решили бы, что снова сработало проклятие капитана Броуди.
