— Я для чего жилы рвал? Чтобы этот экспонат под стекло положить и тряпочкой раз в год протирать?
— А если повредишь свою ненаглядную броню в первой же стычке? Ты локти потом сам себе не откусишь? — усмехнулась Ласка.
— Ли передал чертежи, необходимые для производства внешних элементов и пластин брони. Там в принципе ничего сложного. Я думаю, Рома с помощью антроморфов освоит их производство. С механическими деталями и приводами тоже проблем не будет. Если повреждения коснутся электронной начинки, то да — тут проблемы возможны. Но я постараюсь, чтобы враги меня так глубоко не расковыряли.
Ласка облачилась в махровый подводный костюм, и они вместе прыгнули в бассейн шлюза.
— Установить нулевую плавучесть, — приказал Гвоздь.
— Есть, капитан! — отрапортовал Палыч и Гвоздев завис в толще воды. Гравитация как будто бы помахала ручкой на прощанье и исчезла. Плыть брассом в этой невесомости было одним удовольствием. А ведь он находился внутри полутонной махины, а не в бассейне на матрасике рассекал!
Автоматика шлюза опустила вслед за ними двухместный подводный скутер. Хоть вокруг Полилло и не было замечено охранных систем или патрулей, но лихо выскочить на берег на спасательном катере было наглостью граничившей с непроходимой тупостью.
Пока они потихоньку продвигались к острову, из торпедного аппарата подлодки в специальной водонепронецаемой капсуле были выпущены глаза и уши Ласки — дрон «Лунь». Достигнув поверхности, капсула распалась на четыре быстро затонувших части, а «Лунь» взмыл в небо и начал транслировать картинку на приемник в шлеме Ласки.
— Берег вокруг бухты чист, — уверенно сообщила Ласка.
— Я выхожу первым, ты сидишь под водой и наблюдаешь.
— Принято.
Выходил Гвоздев на берег как в пушкинской сказке, правда морская пучина явила в чешуе как жар горя, не тридцать три богатыря, а всего одного.
— Буду, значит, дядькой Черномором, — плюхаясь на песок и осматриваясь по сторонам, решил Гвоздев.
Лазурь бухты радовала глаз. Захотелось плюнуть оптом на Люминов, Арбитров и отдельно на криссов, усесться и начать любоваться видом, ожидая заката. Где-то в недрах его доспеха скрывалась такая полезная функция, как мимикрия. Правда на данном уровне слияния Гвоздю маскировка была недоступна, однако золотая броня на золотом песке и так неплохо вписывалась в пейзаж. Издалека Гвоздева можно было принять за песчаную кочку, которую нарыли детишки, покрыв ее завитушками орнамента. Но как следует насладиться Гвоздеву райскими видами не дали.
— Движение! На одиннадцать часов! — голос Ласки выдернул его из мира грез. И сразу его позиция на голом пляже, где толком и скрыться было негде, превратилась в западню. Дергаться и искать себе укрытие, было поздно. Гвоздев зарылся поглубже в песочек и уточнил сдавленным голосом:
— Что за движение?
— Не могу понять. Что-то рассеянное. Как рой. Или туча.
— Палыч, что говорят наши сенсоры?
— Ничего! Не дорос ты еще до того, чтобы ими пользоваться, сопляк, — проворчал старый служака, — надо было меньше эту дамочку слушать и впахивать, а не бока отлеживать!
Дав себе обещание покопаться в настройках и немного поуменьшить пыл и словоохотливость виртуального помощника брони, Гвоздев с напряжением всматривался в растущие на границе пляжа кусты, на которые дала направление Ласка. Автоматика шлема приблизила изображение. О! Точно движение! Права Ласка, среди мелких лакированных листиков как будто что-то … порхает?!
Глава 14
— Ты зачем из воды вылезла? — бухтел Гвоздь.
— А чего мне там сидеть, когда здесь такая красота?! — девушка как завороженная следила за весело чирикающей стаей ярко-красных птичек, оккупировавших прибрежные кусты. Головы у птах были бирюзовыми, а хвосты завивались двумя завитушками, — эххх, а нам их покормить нечем.
Гвоздев давно уже заметил — чем что-то сильнее нравится женщине, тем сильнее она это хочет накормить.
— У нас на камубузе лепешка оставалась от китайского экипажа. Можно сплавать… куда?!! — динамики на броне взревели, — я же пошутил!
— Они такие маленькие, миленькие и голодненькие! Я по глазкам вижу, — запричитала Ласка.
— И как они вообще без тебя тут выживали. Не гони, птахи конечно красивые…
— Да они прелесть, послушай, как поют!
— Чирик. Чирик-чирик-чирик. У меня получается? — попробовал залиться Соловьем Гвоздь. Стайка райских птичек испуганно отлетела метров на десять.
— Прекрати! Вот ты увалень, лишенный чувства прекрасного. Когда я стану очень богатой…
— И заимеешь сотое сердце, — подсказал Гвоздь.
— И это тоже. Но еще я куплю огромный дом с большой оранжереей со стеклянным потолком. И заселю туда сотню всяких ярких птичек. Буду приходить туда по утрам, садиться на плетеную мебель и слушать пение птиц, — Ласка мечтательно закатила глаза.
— Нет. Не будешь. Эта толпа тебе так загадит диван, что кофе ты будешь пить исключительно стоя. Причем время от времени смахивая птичий помет с плеч, — заухал, как довольный филин внутри своей брони, Гвоздев.
— Ты! Т-т-ты! — от негодования девушка начал слегка заикаться, — ты черствый, мерзкий, бездушный…
— Реалист, — закончил ее мысль Гвоздев, — лучше рыбок заведи. Они не гадят. Вернее гадят, но внутрь своей банки, а вокруг зато чисто. Опа! Это что за пассажир?
На ветку возле Ласки бухнулась крупная черная птица с клювом, который размером и цветом напоминал банан.
— Темный ты человек, Андрюша. Это же тукан. Иди ко мне мой хорошенький, — Ласка привстала на цыпочки и потянула к тукану руку.
Тот насторожено следил за девушкой большим круглым глазом, но с места не двигался.
— Я его сейчас… — прошептала Ласка.
Что собиралась сделать девушка с птицей, осталось тайной. Как только ладонь Ласки приблизилась к тукану на несколько сантиметров, тот резко взмахнул крыльями и взлетел. А потом рухнул вниз, целя своим огромным клювом ровно в макушку девушки.
Бам! Ласка от неожиданности присела на пятую точку, а тукан, делая резкие виражи, скрылся в зеленой чаще.
— Чего это он?! — обиженно вскрикнула девушка, поднимаясь с песка.
— Не знаю. У птиц бешенство вообще бывает?
Прежде чем Ласка успела ответить, из кустов вылетело сразу три тукана. Гвоздь сгреб Ласку и спрятал ее себе за спину.
Бам! Бам! Бам! Птицы врезались в грудную кирасу.
— Или у них массовое помешательство, — глядя на то, как туканы ретируются в заросли, произнес Гвоздь, — ты как?
— Нормально. Но не было бы шлема, он бы мне темечко пробил.
— Я не про здоровье спрашиваю, а про твое хобби. Не раздумала еще полный дом птиц заводить?
