В общем, выглядят оба до ужаса боевыми и героическими, даже и не скажешь, что гангстеры и главари всей организованной преступности Булыжника. Об этом, кстати – ни слова, ни даже самого прозрачного намека. Обоих хорошенькая рыжеволосая журналистка представила как лейтенантов Сил планетарной обороны Тимоти Коллинса и Моше Зильбермана, ротных командиров местных «минитменов»
[119]. Интересно, у нас до нападения янки вообще эти самые «минитмены» хотя бы по бумагам, чисто номинально, какие-то числились? Или их на ходу придумали, чтобы хоть как-то вооруженных подручных Тима и Мо легализовать, уж если скрыть их участие в боевых действиях точно не получится? Нужно будет потом у Фрэнка поинтересоваться, по-родственному.
Кстати, да, у обоих серебряные прямоугольники первых лейтенантов, разве что у Мо – как и положено, на погонах, а вот Тим – один из своих стетсонов не пожалел, и пристроил значок спереди, на тулье шляпы. Но выглядит тоже неплохо, можно даже сказать – стильно. Оба хорохорятся, Тим проявляет вежливость истинного дикси: «Да, мэм», «Нет, мэм», и при этом большой и указательный пальцы правой руки – на полях шляпы над правой бровью… Ну просто вылитый Уайетт, мать его, Эрп
[120]. Большой Мо – тоже молодец, с умным видом вещает о патриотизме, о долге каждого честного гражданина в случае необходимости встать на защиту родной земли, независимости и демократии с оружием в руках, пусть даже рискуя собственной жизнью, и оказывать любую возможную помощь армии и правоохранительным структурам.
На этом его пассаже я заржал так, что в палату встревоженная медсестра прибежала, у нее там на мониторе какие-то мои показатели не в ту сторону скачкообразно изменились. Я слезы утер, отдышался, сказал, что все у меня в порядке и, когда она ушла, продолжил просмотр. Но дальше было уже совершенно не забавно: пошли кадры разрушенных припортовых кварталов и ангаров грузовых терминалов на территории космопорта. Разбитые десантные боты на изрытой воронками взлетке, ганшипы огневой поддержки, воткнувшиеся в руины городских кварталов. На многих из которых, несмотря на пробоины и подпалины, отлично видны опознавательные и тактические знаки военно-космических сил или морской пехоты янки…
Да, похоже, в этот раз где-то наверху решили не делать вид, что поверили в сказку о пиратах и неизвестно кем оплаченных наемниках… Впрочем, сделать это было бы довольно сложно, если не сказать – невозможно. Булыжник, быть может, всего лишь планетоид, но вполне густонаселенный. Это вам не Серый Фьорд, в снегах и ледяных торосах которого можно любую тайну надежно похоронить. Тут слишком многие видели, что именно было изображено на десантных челноках и ганшипах, да и тела нападавших, что по улицам еще почти двое суток лежали, были облачены в очень характерные форму и броню… С весьма приметными и очень легко опознаваемыми знаками различия.
В общем, в этот раз янки крепко влипли. У них там уже правительственный кризис и импичмент Президенту в полный рост. Ну, пусть веселятся, мы совершенно не против.
Спасатели и помогавшие им разбирать завалы строители уже давно свернулись и уехали. Все, кого удалось спасти – приходят в себя в больничных палатах, те, кому повезло меньше, лежат на столах из полированной стали в холодной прозекторской морга. А то и просто в промышленных холодильниках-рефрижераторах. Слишком много погибших, слишком мало мест в патологоанатомическом отделении городского госпиталя.
То, что еще совсем недавно было пятиэтажным жилым домом, в мансарде которого я жил, больше напоминает теперь неопрятную груду строительного мусора. Восстанавливать тут просто нечего: когда сверху на дом рухнул сбитый зенитной ракетой атмосферный штурмовик, в котором после падения еще и сдетонировал боекомплект… Если коротко – то это навсегда… Куда проще просто вывезти на свалку все это крошево газобетонных плит и перекрытий, лопнувший поликарбонат окон, причудливо гнутую арматуру, трубы и рваные провода коммуникаций, разровнять площадку и отстроить на ней дом заново, с нуля. А я стою на кем-то уже подметенном от сора тротуаре и кручу в руках простенькую кофейную чашку из недорогого, но очень хорошо имитирующего фарфор пластика. Мою собственную чашку, я купил набор из шести штук таких, когда брал себе кофе-машину.
Просто удивительные чудеса порой случаются: бронированный боевой корабль лежит среди балок и ломаных плит, больше похожий на старую мишень на армейском артиллерийском полигоне, настолько он дырявый и горелый. А кофейная чашка – целехонька. Забавно, но похоже она теперь – единственное мое личное имущество. Я ведь даже одет сейчас в тщательно отстиранный и в нескольких местах аккуратно залатанный светло-оливкового цвета комбинезон-поддоспешник от русской боевой брони. А на ногах – армейские ботинки с высоким берцем. Тоже, кстати, русские. Вернее – чешские. Ага, те самые, «Prabos». Видимо, Влад все же выиграл тот давнишний спор с Новиковым, а новый капитан «Бесстрашного» просто принял все, как данность. Словом, в чем меня в госпиталь притащили, предварительно сняв и срезав мятые и битые высокотехнологичные «латы», в том сейчас и щеголяю. Кстати, нужно не забыть, и купить той милой девочке-медсестре самую большую коробку шоколада. Понятно, что отстирала мой комбез в больничной прачечной автоматическая стиральная машина, но вот прорехи на нем зашиты вручную. Кривой хирургической иглой, слово бойскаута, своими глазами видел. Одна надежда – что не кетгутом
[121]… А то может неудобно получиться.
С другой стороны, долго щеголять в позаимствованном у ребят с «Бесстрашного» комбинезоне я не планирую. Деньги на банковском счете у меня имеются, зарплата старшего детектива понемногу откладывать вполне позволяет. И скоро, благодаря господину Фурье и его минеральной воде, их станет значительно больше… Подумав об этом я неосознанно бросаю взгляд на все еще скалящегося с рекламного плаката Джонаса Чейни, чья еще совсем недавно безупречная улыбка теперь здорово попорчена шальными осколками. Да, старина, похоже, придется тебе вскорости подвинуться.
Так что – дело за малым: найти в городе хоть один открытый магазин одежды. Для начала сойдет и готовая. А приличные костюмы я у милейшего мистера Коэна позже пошью. Благо, нудный и вредный старый еврей бои в городе пережил, как я прямо сейчас вижу, с минимальными потерями. Вон он, ковыляет в мою сторону, чуть припадая на правую ногу, чего раньше за ним не водилось. Интересно, что ему сейчас от меня нужно? Впрочем, все равно рад его видеть живым и почти в добром здравии. Да и ателье его сильно не пострадало, выбитые и закрытые непрозрачными строительными щитами витрины – не в счет, особенно если сравнивать… Да хотя бы с моим домом, вернее тем, что от него осталось.