Но он оставался совершенно спокойным и практичным. Каждый день он отправлялся на работу и приходил в инфекционное отделение только поздно вечером. Он ночевал там каждую вторую ночь, исключительно для очистки совести, как решила для себя Крисси.
Сама она целыми днями неотрывно сидела у кровати Кэма в маленькой больничной палате.
Она держала его ручонку в своей, казалось, неделями, пока врачи накачивали маленькое тельце препаратами и болеутоляющими. Она едва позволяла себе выйти в туалет, не говоря уже о том чтобы есть и пить или делать что-то еще, помимо того, чтобы дышать.
Ее родственники никак себя не проявили: один брат тогда уехал в Австралию, а от второго, Питера, никогда не было толку. Папаша заявился в больницу с гигантским плюшевым мишкой и тут же объявил, что собирается на турнир по дартс. Дартс, мать его! Никогда в жизни она так не жалела, что у нее нет нормальной матери.
Крисси не на кого было опереться.
Когда через несколько недель она не выдержала и сделала Мэтту строгий выговор за то, что он ее бросил, тот повел себя отвратительно. Он обвинил ее в том, что она чрезмерно все драматизирует, и не постеснялся напомнить, что именно он оплачивает счета за больницу. Прежде чем она нашлась что ответить, он вышел из дома.
Да, Мэтт отличался гадкой манерой исчезать в сложных ситуациях.
Ее чувства по отношению к нему постепенно трансформировались из расстройства в грусть, из грусти в смятение, из смятения в равнодушие и, наконец, в гнев. Она превратилась в молодую депрессивную мать-одиночку, запертую в одном доме со стареющим мужчиной, который обращал на нее все меньше и меньше внимания.
Любовника она завела не только поэтому, но, безусловно, это тоже сыграло свою роль.
Впрочем, эти последние несколько месяцев ее муж вел себя очень странно.
Похоже, у него началось что-то вроде кризиса среднего возраста. Он постоянно возвращался с работы в неурочное время или звонил ей днем поинтересоваться, как у нее дела, что совершенно не в его характере.
А теперь это необъяснимое решение не выходить на работу. Может быть, он на грани нервного срыва, или вроде того. Он ведь действительно очень много работал. Может, и так.
Крисси шумно выдохнула. «О Рон. Как мне тебя сейчас не хватает», — беззвучно прошептала она в пустой кухне.
Крисси не считала себя идеальной. Она знала, что слаба. Недостатки есть у многих. Ее недостаток заключался в том, что она нуждалась в любви. И шла на все, чтобы получить ее.
Оливия, блин, Коллинз!
Крисси поняла, что кофе уже остыл.
Пора уже перестать думать об этой мерзкой бабе. Ее уже нет.
Оливия
№4
Когда Крисси Хеннесси въехала в дом №5, вся из себя такая беременная — прям-таки чихни, и ребенок пробкой вылетит из пуза, — она просто из кожи вон лезла, чтобы со всеми подружиться.
Закатила вечеринку вскоре после переезда, очень забавную — видно, совершенно не умеет готовить, хоть расстреляй, зато, смотрите-ка, заказала в супермаркете гору деликатесов и дорогое шампанское. Сама явно из социальных низов — честно говоря, это как-то освежило обстановку, все немного повеселились. Да и с вечеринкой она действительно расстаралась, народ оценил.
А потом у нее родился Кэм, и она просто исчезла.
Где-то в первую неделю после родов я зашла к ним с подарками для малыша, и она открыла дверь с огромными мешками под глазами, с таким видом, словно готова убить меня за то, что я постучалась. Откуда ж мне знать, что у нее ребенок спит. А если ей так уж хотелось немного поспать, могла бы и попросить, я бы немного посидела с малышом.
Но она не хотела ни с кем знаться.
Точнее, ни с кем, кроме одного.
Никогда не могла понять, что мой Рон в ней нашел.
Она красивая, не спорю. Эдакий эльфийский шарм: вьющиеся светлые локоны, большие синие глаза с отсутствующим выражением. Мужики на таких падки, девический тип, даже если уже катит коляску с ребеночком. И все же такая неинтересная, без амбиций кем-то стать или приобрести хоть какую-то независимость.
Понимаете, если бы Рон просто с ней переспал, отряхнулся и пошел, я бы, пожалуй, с этим смирилась. Но он ходил и ходил к ней. И это меня задевало, и очень больно.
Самое неприятное, что, когда у меня сработал рефлекс и я оттолкнула Рона, он стал ходить к ней еще чаще. Я просто освободила место, и она тут же радостно его заняла.
Всегда ведь найдется такая, правда? Вот все у бабы есть, а ей мало, подавай ей чужое.
Всегда найдется.
Фрэнк
В разгаре беседы с Хеннесси Фрэнк вдруг почувствовал нестерпимое желание немедленно закончить рабочий день и поехать домой. Ботинки сдавливали опухшие от жары ноги, а от рубашки начинал исходить совершенно непрофессиональный запах.
Они сидели в холле, комфортабельной комнате, уставленной дорогой современной мебелью в стиле семидесятых годов. На окнах висели занавески с рисунком, а не простые жалюзи, как в домах у большинства соседей. Ковер с изображением каких-то животных. На диванах покрывала из искусственного меха. Деньги есть, а со вкусом не очень.
Крисси напомнила Фрэнку его жену. Красавица — большие синие глаза, светлые локоны, ямочки на щеках, появляющиеся, когда она улыбается и хмурится, — таким никогда не удается принять суровый вид, даже когда по-настоящему рассердятся.
— Итак. Мы уже установили, что здесь между соседями нет особой дружбы, — сказал Фрэнк.
Мэтт пожал плечами.
— Наверное, логично предположить, что это нормально, учитывая наш образ жизни.
Муж взялся говорить за них обоих.
Жена казалась чересчур шикарной для него. Он выглядел как школьный зубрила-отличник рядом с королевой красоты. На голову ниже Крисси, Мэтт уже начал лысеть с макушки, хотя до сорока ему еще далеко. «Деньги», — подумал Фрэнк.
— Вам может показаться, что в закрытом поселке мы живем одной большой дружной семьей, отгородившись от внешнего мира. Ничего подобного. Все, конечно, знакомы с соседями. Даже пытаемся иногда устраивать совместные мероприятия. В каком это году мы вместе выпивали, а, Крисси? Некоторые более общительны, чем другие, но в целом мало кто селится в таком месте за забором, чтобы обрести близких друзей.
— Во всяком случае, нам этого точно не надо, — продолжал Мэтт. — В таком месте живут, чтобы никто лишний раз не побеспокоил. Если Оливии Коллинз не хотелось выходить в сад или прогуливаться по Долине — это ее личное дело. Мы не обязаны за ней присматривать. Эд и Амелия из соседнего дома уехали на несколько месяцев и не просили никого поливать цветы, или забирать почту, или еще что. Я вот знаю, что они уехали, только потому, что я бухгалтер Эда.
