Холли не ответила, только крепче сжала руку матери. Холли одна понимала, что матери приходится ежесекундно бороться со своей застенчивостью.
— Красиво, — сказала Элисон.
— Что?
— Звездочки.
Холли проследила за взглядом матери.
— Я… я наклеила их, когда мы переехали сюда, — сказала она. У нее прерывалось дыхание. Что скажет Элисон? Как отреагирует? Снова расплачется?
Но Элисон лишь вздохнула. Долгий горестный вздох. Без слез.
— Всегда помню о ней, — сказала она, сжимая руку Холли в ответ.
Холли прикрыла глаза, потом снова взглянула на звездочки.
— И я.
Они еще полежали немного вместе в тишине, нарушаемой лишь приглушенными звуками музыки.
— Мама? — сказала Холли.
— Да?
— Я кое-что сделала.
Элисон вздохнула.
— Я знаю, милая.
Эмма
Они зашли к Соланке в №2, но оказалось, что Лили все еще искала Вулфа.
— Он, наверное, в шалаше на дереве, — сказал им Дэвид. — Лили отправилась за ним туда.
— Мы пойдем, проконтролируем ситуацию, — сказала Эмма.
Они вышли за забор, и Фрэнк укоризненно поцокал языком.
— Буря в стакане воды, — сказал он Эмме. — Мне это только кажется, или нынешние родители действительно превращают воспитание детей в какую-то тяжелую работу? Столько размышлений, разговоров, сложная внутрисемейная политика. Эта парочка испортит своих детей, сколько бы они вокруг них ни плясали. Как и все остальные родители.
Эмма мрачно улыбнулась.
— А у тебя разве есть дети, Фрэнк? — спросила она.
Тот ощетинился.
— Нет. Но я не понимаю, почему у меня не может быть своего мнения на этот счет.
— Я этого не говорила, — сказала Эмма. Но поздно, он уже понесся вперед широкими шагами, зная, что она не сможет за ним угнаться.
Ну что за мужик! Можно подумать, что Фрэнк поставил целью жизни все время понимать ее неправильно.
Пройдя вдоль дома, они оказались на заднем дворе Хеннесси. Лили стояла на лужайке под огромным деревом — опущенные вниз руки сжаты в кулаки — и кричала что-то наверх, в гущу ветвей.
Они направились к ней, и Эмма вдруг почувствовала, что наступила на что-то мягкое. Она посмотрела под ноги.
— Фу! Господи, да что ж, блин, такое!
Фрэнк, который шел рядом, так и подскочил на месте. Даже Лили повернула голову.
— Что такое?
Эмма указала себе под ноги на мертвую птицу, на которую она наступила, выдавив на траву кишащие червями внутренности.
Фрэнк, к его чести, воздержался от шуточек.
— Я принесу пакет, — сказал он. — Надо это убрать. Тебе, наверное, нужно отчистить туфлю?
Эмма позеленела, представив себе, что сейчас прилипло к подошве.
Она сунула руку в свою сумку и достала пару тоненьких балеток, которыми пользовалась для вождения.
— Знаешь что? — спросила она. — Принеси два пакета.
Держась за его руку, она выскользнула из туфель на блочных каблуках и надела балетки.
— Я так племянницу свою вожу в танцевальный кружок на репетиции, — пошутил Фрэнк.
— Не такая уж я молоденькая, — сказала Эмма. — И вообще, непонятно, если мне нельзя напоминать тебе о возрасте — почему тебе можно шутить насчет моего.
Фрэнка это явно озадачило, но он ничего не сказал. Вместо этого он направился к задней двери дома Хеннесси и громко постучал.
Эмма оставила свои туфли на каблуках в траве и продолжила путь в сторону Лили. Подойдя к дереву, она разглядела деревянное сооружение на ветках высоко над землей.
— Что там такое? — спросила Лили.
— Мертвая птица.
Лили наморщила нос.
— Ваш сын там, наверху? — спросила Эмма.
— Да. Он не хочет спускаться. А я не хочу подниматься к нему. Он иногда… — Лили всплеснула руками.
Эмма смотрела на красный след на щеке Лили. До этого она его не заметила, может быть потому, что темная кожа Лили еще больше потемнела от бега.
— Что это у вас?
— Что? — Лили закрыла щеку ладонью.
— Это Вулф вас так?
— Нечаянно ударилась.
Эмма кивнула.
— Что, если я на дерево залезу, поговорю с ним? Все же тетя из полиции — это не мама.
Лили собралась было возразить, но мгновенно передумала.
— Надо, чтобы он спустился, — сказала она, признавая поражение. — Я боюсь высоты, и ему это прекрасно известно.
Фрэнк уже вернулся к мертвой птице с двумя пластиковыми пакетами из супермаркета в руках. В один пакет он сгреб ее туфли.
Эмма зацепилась за нижнюю ветку дерева и полезла дальше.
Она уже и забыла, как это здорово — лазить по деревьям. У нее это всегда прекрасно получалось. Ее маленькие ноги с высоким подъемом, обутые в мягкие балетки, легко находили удобные зацепки и трещины в коре, и она вмиг взобралась на самый верх, к шалашу.
Она позволила себе немного передохнуть и погордиться своим достижением.
Вулф сидел на полу шалаша и плел нечто вроде корзинки из соломы, которую брал из кучи на полу. То ли солома уже лежала здесь раньше, то ли он притащил ее с собой, непонятно.
Он даже не взглянул на Эмму, которая забралась внутрь и уселась на доски рядом с ним, но движения пальцев и ритм дыхания немного замедлились.
Эмма села, скрестив ноги. Она взяла три длинные соломины и начала заплетать их в косичку.
— Меня зовут Эмма, — сказала она.
Вулф промолчал.
— Я из полиции. Детектив. Как по телевизору показывают.
Тишина.
— У тебя здорово получается. Я вот не умею делать такие вещи. У меня лучше получается разбирать на части, чем собирать. Может быть, детективу это как раз и нужно. Уметь все разобрать.
Вулф не спеша трудился над своей поделкой. Эмма разглядела, что он плетет не как попало, а сооружает замысловатый узор. Получалось очень симпатично.
— Там внизу твоя мама, — продолжала Эмма. — Она немного за тебя волнуется. Наверное, ты и сам понимаешь. Слышал, что она тебя зовет. Она не хочет сюда лезть, не хочет тебя расстраивать. И потом, она боится высоты.
Вулф пожал плечами.
Эмма доплела свою косичку.
— Пригодится тебе? — спросила она и предложила ее ему.
Он глянул на косичку.
