Правда, одновременно это было результатом смены иерархий в обществе, в результате которой многие не выжили, а многие, наоборот, преуспели, влившись в новые иерархии.
Есть несколько таких гипотез, отображающих ситуацию, к которой мы пришли, именно как результат такой большой удавшейся игры. Подчеркнем еще раз, это скорее гипотезы, чем реальные ответы, поскольку они не имеют привычного документального подтверждения. Но если подтверждено, что советских экономистов готовили точно так, как готовили чилийских перед свержением Альенде, можно предполагать и такую же конкретику по остальным вопросам.
И сегодня никто не знает, почему Андропов мотался по конспиративным квартирам на машине с набором из четырех вариантов номеров, два из которых точно меняли во время поездки. Почему он не мог встречаться на своей территории, от кого прятался?
Водитель рассказывал об этих поездках Андропова на «Волге» вместо «ЗИЛа»: «Теперь уже можно, наверное, рассказать, что на оперативной машине имелись сменные номера — четыре спереди и четыре сзади. Располагались они словно веером. Достаточно было заехать в переулок, нажать кнопку, и номера менялись. Кроме того, некоторый запас номеров всегда хранился в багажнике. За одну поездку приходилось производить эту нехитрую операцию раза два. Смотришь в зеркало заднего обзора: „Юрий Владимирович, вроде за нами „хвост”. „Надо уходить”. В тонкости оперативной работы хозяин меня никогда не посвящал. Бывало, я отвозил Юрия Владимировича по определенному адресу и сразу уезжал, чтобы не „светиться”. Потом он звонил в гараж или мне в машину, и я его забирал. Порой случались казусы с милицией. Инспекторы ГАИ не знали, что это машина самого Андропова. Останавливаться и разбираться у нас не было времени. Однажды гаишники гнались за нашей машиной до самого Кремля» [15].
Было множество возможных направлений для обсуждения, когда советская элита поняла, что «догнать и перегнать» не удастся. Известным вариантом, например, считается игра в конвергенцию, в результате которой Союз, отбросив национальные республики и страны соцлагеря, был бы принят в Евросоюз, который в результате работы мог стать не союзником, а противником США. Одновременно это могло также быть определенной обманной технологией, позволявшей провести оправданный в глазах посвященных «сброс», который мог в дальнейшем не иметь тех декларируемых последствий.
В. Бибихин обратил внимание на внезапно появившееся у власти желание пустить в массы новое знание, которое не было «замарано» пропагандой: «Власть начала искать идеологические альтернативы марксизму рано. Уже в 1973 году мы знали, что военные политические стратеги планируют скинуть марксизм и взять на идеологическое обеспечение армии православие. В те же годы нас, природных диссидентов, допустили к деньгам, которые органы выделили на идеологическую разведку альтернатив. Почему поиски открытости были опять секретными, надо понимать из привычки власти, страны и каждого в стране, давней московской привычки не любить вече, деловито обходить общину, провоцировать всякое собрание народа на конфликт, а потом среди неразберихи выполнять специальные задания. На выделенных деньгах как грибы выросли или разрослись уже существовавшие институты и сектора идеологической информации, вдобавок к издавна существовавшей научно-технической. Вообще научных институтов в стране было много, и у меня в ушах до сих пор звучит сердитый голос шотландца на британской сельскохозяйственной выставке, который возился со своими экспонатами и ворчал: „Они все из институтов, нечего с ними разговаривать”. То, что готовили, переводя и реферируя „западных авторов”, младшие научные и научные сотрудники, включалось в „номерные” сборники ДСП (для служебного пользования), т. е. такие, каждый экземпляр которых нумеровался и под своим номером рассылался по особым (специальным) спискам ответственных работников, допущенных к идеологической информации. Так можно было контролировать утечку сборников. Внесписочные читатели поэтому иногда стирали номера. Теоретически каждый изготовитель сборников ДСП оказывался приобщен к государственной тайне и не имел права выезда за границу. Правда, о случаях реального применения этого правила не было слышно, здравый смысл как всегда потеснял придуманные нормативы» [16]. А мы обратим внимание на год.
Кстати, первым директором Института становится Л. Делюсин из круга консультантов Андропова [17]. Потом он ушел, а затем «На глазах ослабевал поток закупаемой (разумеется, на валюту) иностранной литературы и периодики. А в скором времени он стал и вовсе иссякать» [18].
В 2015 году вообще произошло физическое уничтожение института — пожар: «Потушить его удалось лишь спустя сутки, что привело к уничтожению госимущества на сумму свыше 1,5 миллиона рублей. Пострадало около 20 % фонда библиотеки института, который является крупнейшим научным центром в России в области социальных и гуманитарных наук. Причина пожара не установлена» [19]. Здание библиотеки снесли. Институт пытаются присоединить к другому: «Просматривается и экономическое давление на ИНИОН: в начале 2019 года ему сократили финансирование по сравнению с 2018 годом более чем на 38 млн, то есть зарплат сотрудникам даже на минимальном уровне к концу года может не хватить, в настоящем средняя зарплата научного сотрудника ИНИОНа — 25 тысяч, библиотекаря — 18 тысяч, что весьма далеко от майских указов президента РФ» ([20], см. также [21]). А в целом все это укладывается в истину — так проходит былая слава…
Одновременно исчезает стратегическая роль института: «Разумеется, к аппарату ЦК КПСС — реальному центру власти в СССР — и без того сходилась масса иных каналов информации о происходящем в стране и мире: партийные структуры, КГБ, МИД, соответствующие службы Министерства обороны… Но все они решали задачи, прежде всего, ведомственные и узкопрофильные — не выходя за рамки своей компетенции, не проявляя инициативы, действуя строго по принципу „приказано — исполнено”. Стараясь при этом поставить „наверх” информацию, прежде всего „хорошую”, — свидетельств чему предостаточно хотя бы в многочисленных мемуарах бывших генералов госбезопасности и советских дипломатов. К тому же ни МИДу, ни КГБ было просто не до серьезной аналитики, выходящей за рамки их узких и сиюминутных задач, да и возможности такой, подняться над своей компетенцией и обозреть все с высоты птичьего полета, у них просто не было. Не говоря уже о том, что аналитиков «широкого профиля» там было раз-два и обчелся, а переводчики и без того были загружены работой выше крыши. Потому по всем канонам советского бюрократического жанра было гораздо проще создать еще одну структуру, чем перестраивать под новые требования уже существующие. К тому же, повторюсь, аппарат ЦК нуждался в общественно-научной информации по целому ряду проблем — максимально, по возможности, объективной, по форме беспристрастной, не ангажированной и надведомственной» [22].
Л. Гудков говорит о том, какая литература была в ИНИОН: «В Ленинке, самом большом книжном собрании страны на тот момент, более 27 % фонда (спецхран, фонды ограниченного доступа и т. п.) не было доступно обычным читателям. Но в сравнении с тем, что произошло после развала СССР, тогдашнее положение кажется если не цветущим, то вполне нормальным. ИНИОН АН СССР был в конце советского периода совершенно поразительным и уникальным институтом. Во-первых, он лучше других крупных библиотек комплектовался отечественной и иностранной литературой по общественным и гуманитарным наукам. Во-вторых, степень открытости была существенно выше (конечно, только для сотрудников академических институтов, но этот барьер можно было без особого труда преодолеть с помощью „письма-отношения”). В-третьих, ИНИОН вел огромную и крайне важную реферативную и библиографическую работу, предоставляя всем заинтересованным сторонам оперативную аналитическую информацию в виде РЖ и сборников рефератов и обзоров, в которых можно было прочесть материалы, недоступные из-за цензуры и прочих ограничений. Его отличие от полноценного научно-исследовательского института заключалось в отсутствии научных дискуссий и предоставления «облегченного» варианта научных идей и утверждений, адаптированных (все-таки!) материалов. Гибель ИНИОНа была предопределена постоянным сужением объема финансирования» [23].
