А вот творческие личности явно для него выглядят как потенциально опасные: «Творческая среда — это среда, напрямую влияющая на общество. Через нее можно поднять людей на подвиг, а можно развалить страну. Недооценка этого факта, а может, заданная закономерность, привела и к распаду СССР, и к революциям в странах Восточной Европы. Интеллигенция являлась локомотивом во всех „разрушительных” процессах, тому пример — поэты и писатели советских и российских республик: Гавел в Чехословакии, Эльчибей в Азербайджане, Гамсахурдиа в Грузии, Яндербиев в Чечне. Через интеллигенцию можно посеять рознь между народами, распространить националистические идеи, которые впоследствии станут основой для экстремизма и терроризма. Вот почему мы тщательно сканировали ситуацию в творческой среде: чтобы предупредить развитие негативных процессов. Мы защищали свое государство, как это делали и делают до сих пор спецслужбы всего мира».
А. Михайлов также подчеркивает «ненормальность» реакции Запада на то, что делали творческие люди: «Когда сегодня вам кажется, что за художников или писателей кто-то вступался в СССР или на Западе, то это иллюзия времени. В стране практически ничего не происходило (за исключением отдельных фактов). Тому есть несколько причин: творческий метод авангардистов вызывал интерес ограниченного круга людей, в основном из среды самих же художников, а Запад реагировал постольку, поскольку. Хотя бы потому, что количество распространяемой информации было ничтожным. Не было интернета, телевидение и газеты находились под жестким контролем, западные радиостанции глушили. И самое главное — у людей были иные интересы. Общество было воспитано на кино и литературе социалистического реализма. И то, что происходило в интересующей вас среде, никого не трогало. Подавляющему большинству людей это было просто неинтересно. Более того, сталкиваясь с нестандартными продуктами, общество требовало: „Пресечь и прекратить!”».
В семидесятом году Пятое управление создало «криминологические карты» на более чем 230 осужденных в 1966-1969-м годах для определения «процессов формирования у них антисоветского умысла и причины становления их на путь борьбы с советской властью» [7].
И тут снова появляется А. Михайлов, поскольку он в свое время первым возглавил пресс-службу КГБ, то соответственно готов скорее отвечать на вопросы:
• о линии творческой интеллигенции: «Это была самая интересная линия, потому что, мне кажется, что многие процессы, которые происходили в обществе, они формировались прежде всего там, — они не формировались на рынке, — они формировались среди самой генерирующей идеи среде. Это была творческая интеллигенция и научно-техническая интеллигенция, которая была тоже генератором идей»;
• о роли КГБ: «КГБ в тот момент был неким буфером между партийными органами и представителями творческой интеллигенции, возглавляющие творческие союзы. Многие вопросы, которые нам поручались, были связаны с реализацией каких-то внутриклановых планов внутри союзов. Очень часто руками партийных органов или попытка использовать Комитет госбезопасности была связана с решением каких-то творческих вопросов. Очень боялся Союз писателей раскола Союза писателей. Потому что была секретарская номенклатура, то есть люди, которые занимали высшие писательские посты, они, естественно, получали больше денег, имели больше тиражи, жили совершенно иначе. И когда возникала проблема качества литературы, то очень часто можно было наблюдать, что не в пользу тех самых секретарей. Как следствие, из Союза писателей, Союза композиторов, Союза кинематографистов генерировались мысли о том, что эти люди намерены расколоть и так далее. Если, не дай бог, партийные органы принимали такую точку зрения, конечно, были поручения, связанные с тем, чтобы разбираться в этих вещах. Очень часто наши записки противоречили тому, что было в умах идеологических руководителей и членов высших органов управления творческих союзов».
Вот ответ А. Михайлова на вопрос: «заказывал ли КГБ съемки фильмов»: «Бывало. Чаще всего это касалось фильмов о чекистах. Яркий пример — „Семнадцать мгновений весны”. Инициатива исходила от КГБ: хотели показать положительную роль разведчика. Консультантом фильма был зампредседателя КГБ Семен Цвигун (в титрах стоит его псевдоним). Он работал серьезно и на уровне сценария, и отбора актеров, и съемок. Режиссер Лиознова хотела снимать в роли Штирлица Арчила Гомиашвили, но ей ответили, что грузин не может играть русского разведчика. КГБ консультировал, чтобы все в фильме было реалистично, не допускалось отступлений от исторической правды. Вообще вокруг работников Пятого управления кругами ходило огромное количество сценаристов, писателей, режиссеров. Потому что они прекрасно понимали: если чекистов подбить на съемки фильма, то, соответственно, КГБ возьмет на себя патронирование проекта (это и бюджет, и другие вопросы значительно проще будут решаться). В том числе можно получить доступ к архивам. Но вообще единицы авторов допускались к работе с архивом КГБ. Полный карт-бланш получил только Юлиан Семенов» [8].
Приятной частью этой работы были выезды за границу с артистами, причем только редко артисты не понимали, кто именно их сопровождает: «А вот один мой коллега окончил консерваторию, был участником конкурса Чайковского. Когда выезжал за границу как чекист, мог запросто сесть и сыграть, условно говоря, Грига по памяти. И его все воспринимали как реального представителя Министерства культуры. Еще у меня один сотрудник окончил музыкальную школу, играл на баяне. И он выезжал с Людмилой Зыкиной на зарубежные гастроли под видом работника культуры. Однажды Зыкина пригласила его к себе в номер на ужин и сказала мужу: „Ну-ка, Витя, дай ему баян”. Серега как забацал на баяне — все подозрения, что он не музыкант, сразу рассеялись».
А. Михайлов отрицает то, что Высоцкий был агентом КГБ, хотя есть даже целые книги на эту тему. Достоверно это знать нельзя, но его мнение таково: «КГБ за ним присматривал. Все понимали, что он — личность. В КГБ к нему относились доброжелательно и с большой любовью. Надо иметь в виду, что Высоцкий находился в положении „иммунитета”. Его жена Марина Влади была членом политбюро французской компартии, а конфликт с мужем члена политбюро мог вылиться в международный скандал».
Но вот данные из дневника помощника Горбачева А. Черняева от 3 января 1976 года: «Андропов представил в Политбюро записку о положении в СССР с „диссидентами”. Мол, советские люди слушают радио и удивляются, почему ФКП вдруг стала на защиту Плюща и Сахарова, и вообще лает на КПСС по поводу „наличия в СССР политических заключенных”. Что в связи с этим делать, в записке ответа нет. И получается, что внутренний замысел, как мне показалось, состоял в том, чтобы оправдаться перед ЦК за то, что, несмотря на протесты со стороны партнеров по разрядке, приходится „продолжать сажать”. В документе были любопытные данные: за последние 10 лет за антисоветскую деятельность арестовано около 1500 человек. Когда в 1954 году Хрущев объявил на весь мир, что в СССР нет политзаключенных, их было не меньше 1400. В 1976 году насчитывалось около 850 политзаключенных, из них 261 — за антисоветскую пропаганду. Поразила меня цифра: в стране 68 000 „профилактированных”, то есть тех, кого вызывали в КГБ и предупреждали „о недопустимости” их деятельности. Предупреждено вскрытых через „проникновение” свыше 1800 антисоветских групп и организаций. Вообще же, по мнению Андропова, в Советском Союзе — сотни тысяч людей, которые либо действуют, либо готовы (при подходящих обстоятельствах) действовать против советской власти» [9].
