Красивые жесты не помогают, если не наполнены внутренней готовностью.
Вообще, как любая женщина, наверное, я прикидывала, что буду делать, если муж мне изменит. Примеряла на себя трагическую роль, заранее немножко печалилась. Но знала, что буду гордой.
Не позволю вытирать об меня ноги.
Не дам унизить себя.
Если попаду в любовный треугольник — не буду ждать, пока он определится.
Сразу так — фыр! — и уйду!
И наплевать!
Пусть побегает, попросит прощения!
Таких женщин все уважали. Жалели, конечно, немного и называли дурочками, когда они бросали потрясающих мужчин, виновных в каких-то мелочах. У самих-то, бывало, и пили, и били, и гуляли. Но приятно было посмотреть на других, которые смогли быть гордыми.
И я смогла.
Два часа гордилась, неделю плакала, месяц пила.
Шесть лет провела в хрустальном гробу. Но никто так и не пришел разбудить меня поцелуем.
Метель розовых лепестков защекотала голую кожу. Я бездумно вернулась в дом, следуя за тающим в воздухе ароматом «Кензо». Поставила чайник, сделала бутерброд. Поднялась наверх, чтобы одеться, но как села на кровати с джинсами в руках, так и зависла, как когда-то в глубоком детстве на утренних сборах в детский сад.
Внутри меня зрело решение.
На этот раз — мое собственное.
Потому что этот красивый жест — уйду и даже слушать не буду — он был очень привлекательным, невероятно трагичным, изящным, тонким, по краю лезвия. Эстетичным даже.
Но он не был моим. И он не был связан с моей жизнью. Это был чей-то чужой образ, который хотелось примерить.
Я была такой глупой. Я совершенно не думала о том, что после него не будет пути назад.
По сути я сделала то же самое, что Антон — послушала других людей. Тех, кто в глаза не видел нас с ним и нашу ситуацию.
Тех, кто никогда не был внутри нашего брака и нашей любви.
Взяла за ориентир народную мудрость и прислушалась к общественному мнению.
Так же тупо и бездумно, как он.
Мы оба попали в одинаковую ловушку и, вместо того чтобы верить себе и своим чувствам, разбираться, что не так, махнули хвостами.
Сначала он, потом я.
Пришло время решать за себя.
Выбирать то счастье, которое нужно только мне.
Пусть меня не похвалят подруги, общественность и даже родная мама, но никому из них, даже маме, не придется жить потом МОЮ жизнь.
Ее жить только мне.
Значит, и выбирать мне.
Я сняла обратно джинсы. Не то.
Черные свободные брюки.
Белая рубашка с распахнутым воротом.
То, как я одеваюсь на съемку.
Темно-красная матовая помада.
Длинные стрелки на глазах.
Распустить волосы.
Я — не ходячий секс, как в своем шоколадно-вишневом воплощении.
Я — не скромница в простых джинсах и кроссовках.
Я — вот такая.
Настоящая.
А теперь самое сложное.
Антон всегда говорил: «Не смей ставить мне ультиматумы».
Он это тоже где-то вычитал, в каких-то книжках по эффективной психологии. Мол, ультиматум — это неуважение, выкручивание рук и — сразу нафиг.
Но что делать в тех случаях, когда то, что происходит — правда неприемлемо?
Если точно знаешь, что терпеть это не намерена?
Но ультиматум «прекрати это или я уйду» ставить нельзя.
Значит автоматически выбираешь вариант «или я уйду».
И уходишь, даже не дав другой стороне шанса что-то исправить и выбрать иначе.
Хватит барахтаться в чужих сетях, путаться еще больше, выбирать между гордостью и глупостью. Я приеду туда, где он встречает свою Натку и скажу — если ты хочешь быть со мной, то сейчас со мной и уходишь.
Это наш последний шанс.
Все, других не будет.
Я выдохнула и пошла за ключами.
Автобус до аэропорта ходит каждые полчаса.
Богиня любви
Думала — а ведь я могу и не успеть. Аэропорт в Ларнаке маленький, что там делать? У Антона машина, сразу и уедут. Но, видимо, самолет опоздал.
Потому что, когда я вхожу в зал, я сразу их вижу.
Сначала Антона. Он высокий, по нему и ориентируюсь. Держит за выдвижную ручку гигантский чемодан на колесиках. Логично — невеста прилетела сюда жить, да еще и выходить замуж. Странно, что чемодан всего один.
Впрочем, у нее второй, маленький, который позволяют брать в салон самолета. Такой же расцветки, как большой — в узкую зелено-красно-черную полоску. Она стоит ко мне спиной, поэтому все, что я сейчас знаю о ней — она высокая, намного выше меня. Антону намного удобнее с ней целоваться. Стройная — и это отзывается неприятным чувством в груди. Кто же знал, что стоило посидеть на диете хотя бы эту неделю, заполненную сексом. У нее прямые светлые волосы до середины спины и длинные ноги.
Она поворачивается к Антону, и я вижу ее в профиль. Очень молодая, очень. До молодости не похудеешь.
Я не хочу сравнивать себя с ней, но иначе все равно не получается.
Холеная, ухоженая, аккуратная. Я кажусь на ее фоне городской сумасшедшей со своими растрепанными кудрями и лишним весом. Неопрятной и безумной.
Вот такая жена, как она, ему и нужна, чтобы строить карьеру. Тем более, когда сейчас у него будут проблемы из-за драки с Егором, и репутация будет нужна как никогда.
Он с ней, наверняка, по работе и связан, поэтому не может не жениться.
Да?
Я делаю к ним шаг, и она поворачивается ко мне лицом.
Нет.
Я вижу большой, месяцев на семь, живот. Автоматически отмечаю — наверное, мальчик будет, раз со спины не было видно. Примета такая.
Вся выстроенная Антоном башня из лжи рассыпается на осколки. Все его «это не то, что ты думаешь».
Что тут можно подумать?
Все мои ультиматумы и твердые решения.
Что тут можно предложить?
У некоторых банальных выражений есть, оказывается, физическое воплощение.
Земля уходит из-под ног. Я стою на скользком полу, а кажется, что балансирую на краю скалы и вот-вот упаду в пропасть. Теперь мне кажется, что все было очевидно с самого начала, и я давно догадалась, только отталкивала от себя эту правду.
Антон действительно сильно изменился. Он говорил, что не хочет детей — я тоже не особенно хотела. Думала, что еще тысячу раз успеется, и лучше их завести, когда правда захочу, а не просто потому, что положено.
