И снимать очки, и прислоняться лбом ко лбу, чтобы все поле зрения занимала синева его глаз.
— У меня нервы крепкие, — усмехается он, поднимает пальцем мой подбородок и легко-легко прикасается к губам. — А вот ты не готова к ответам на вопросы, которые задаешь.
— Готова! — упрямо говорю я и глажу его плечи.
Он теплый и твердый, и я, кажется, могу уже на ощупь, с закрытыми глазами узнать текстуру именно его кожи.
Он вздыхает и начинает тянуть мое платье вверх. Я скольжу ладонями вниз и упираюсь в уже стоящий член.
— Вот, например, вопрос… — светским тоном говорю я, сжимая твердый ствол под брюками. — У тебя всегда такое либидо?
Его рука на секунду останавливается там, под платьем, хотя это она совершенно зря. Он издает короткий смешок и продолжает делать то, что делал. Я приподнимаюсь и опускаюсь так, чтобы ему было удобнее проникать в меня пальцами.
— Мммм… — тянет он и другой рукой притискивает меня ближе к себе. — С одной стороны, залезать под платье — в этом есть что-то возбуждающее. С другой, все-таки хочется, чтобы ты потерлась об меня голой грудью. Что же делать?
— Отвечать на вопрос… — я приподнимаюсь еще раз и опускаюсь на уже выставленные пальцы, и они заполняют меня непривычно туго. — Ой!
— Еще немножко? — хитро интересуется Альберт и делает попытку протолкнуть внутрь четвертый палец.
— Еще! — я приподнимаюсь снова, и на этот раз меня ждет настоящий челлендж. Это так будоражаще плотно и непристойно, что я становлюсь совсем-совсем мокрой. А челлендж от этого — легче. — И отвечай.
— Не-е-ет, не всегда… — тянет он и проталкивает ладонь еще чуть глубже. Я испуганно замираю и смотрю ему в глаза. В них искрится возбуждение и азарт. — Только с тобой.
— Правда?! — от неожиданности я теряю контроль и насаживаюсь на почти целую кисть. — Ух!
— Правда… — он чуть проворачивает пальцы внутри и начинает медленно вытаскивать, глядя мне в глаза. — Я хочу тебя практически непрерывно.
Обратное движение чувствуется еще острее. Даже не знаю, что меня больше возбуждает — то, что он делает или то, что говорит.
В тот момент, когда его пальцы выходят из меня, и я хныкаю от ощущения пустоты, от входной двери раздается скрежет ключей.
Я замираю, и у меня только одна мысль — «О, черт!» Альберт смотрит на меня с очень вопросительным выражением лица.
Я вскакиваю, одергиваю платье и даже умудряюсь захлопнуть дверь в комнату прежде, чем Сашка заходит.
При виде меня у него тоже становится очень вопросительное выражение лица, так что я просто не хочу знать, как же я выгляжу.
— Саш, ты вообще не вовремя.
— Я у тебя планшет забыл, — задумчиво говорит он, обшаривая взглядом меня и переводя его на закрытую дверь.
Я заглядываю в кухню, хватаю планшет с холодильника и протягиваю ему.
— А ты не познакомишь? — вдруг спрашивает Сашка. — Ну, я должен же передать тебя из рук в руки…
— Ты совсем ох… охамел? — шиплю я и толкаю его к двери.
— Ну хоть на свадьбу пригласите? — Сашка никак не выталкивается, упирается ладонями в косяки. — Буду вести тебя к алтарю! Эй, больно!
— Брысь нафиг! — я захлопываю за ним дверь и запираю на три оборота и цепочку.
Что-то мне обратно в комнату не очень хочется.
Альберт так и не сменил позу. Полулежит в постели, с любопытством смотрит на меня.
— Это бывший муж, — говорю я, не дожидаясь вопросов.
— С ключами?
— Мы… очень близки.
Я тихонько подхожу к кровати и забираюсь на нее. Альберт не сводит с меня глаз:
— Насколько очень?
— Не так, как ты думаешь, — опускаю я взгляд.
— Я ничего не думаю, для анализа информации недостаточно, — говорит он и ловит меня в объятья.
— У нас случайно получилось остаться хорошими друзьями, — я прижимаюсь к Альберту и понимаю, что то, что я скажу дальше, кажется, утратило актуальность: — Он много лет был моим лучшим другом, и так получилось, что и единственным. По крайней мере, таким, кому можно пожаловаться на то, как мне грустно и одиноко после развода.
— И ты жаловалась ему самому, причине твоей грусти? — уточняет Альберт.
Его руки гладят меня по голове, по плечам, по спине, без сексуального заряда, просто успокаивающе.
— Так вышло… — я прерывисто вздыхаю. Никто уже больше трех лет не гладил меня по голове и не прижимал вот так. Так спокойно и утешительно.
— Почему вы развелись? — он спрашивает это так просто. Я бы никогда не смогла. Я бы десять тысяч мыслей передумала и все равно бы не решилась задать настолько прямой и личный вопрос.
— Он меня разлюбил… — пожимаю я плечами. Этот ответ, произнесенный вслух постороннему человеку, звучит как-то странно.
— В чем это выражалось? — Альберт подтягивает ко мне одеяло и укутывает. Надо же, я не заметила, что меня бьет дрожь. Раньше так было всегда, когда я рассказывала о своем браке, но потом прошло.
— Не знаю, — снова нелепо пожимаю плечами. — Он сказал, что чувствовал любовь, а потом перестал.
— Что такое любовь? Для тебя? Для него? — допытывается Альберт, и я с удивлением смотрю в его синие глаза. Неужели и правда инопланетянин?
— А для тебя? — спрашиваю я.
И он… отводит глаза.
— Не знаю. Думал, ты ответишь, раз так спокойно оперируешь этим словом.
— Но ты же сказал, что любишь меня! — я пытливо заглядываю ему в лицо, ищу взгляд. Где-то в сердце нарастает тревожное ощущение пустоты. И непоправимости.
— Я сказал, что влюблен.
— Это разные вещи?
— Вероятно.
Я не могу поверить своим ушам. Отшатываюсь от него, и он не ловит меня обратно.
— Для меня любовь — это выбор… — медленно говорю я, стаскивая с плеч одеяло. Я сижу на коленях, сложив руки. Невозможно остановить этот разговор, катящийся к пропасти. — Выбор того, с кем я хочу жить.
— Это я могу понять, — кивает Альберт и берет мои руки в свои.
Но я отнимаю их:
— Был. Сейчас…
Как я попала в ситуацию, когда должна объяснить человеку то, во что не верю?
— Что? — он снова ловит мои пальцы. Мы оба смотрим на них и не смотрим в глаза друг другу. В комнате как-то холодно, но никто не делает попытки обняться.
— Неужели ты никогда не любил? Или тебя не любили?
Альберт ерошит волосы, и они впервые не ложатся обратно безупречной волной.
— Мой отец говорил, что любит мою мать. А когда заделал ей ребенка — сбежал. Это любовь?
