— Нет, не по Альберту. По мужу своему.
Откуда она знает про Альберта?!
На мой удивленный вид Марго не стала ничего строить, только выдохнула струю дыма в небо и рассмеялась:
— Нет, ты себя ничем не выдала. Ну, почти. Ты так бежала за ним там, в Питере, когда взревновала, что забыла как следует передо мной отмазаться. Мне стало любопытно, я пошла следом, ну и… услышала кое-что, чего не стоило.
Кажется, я краснею. Нет, я не умею краснеть, но стыдно мне — ой-ой.
— Ну ты что, — толкнула она меня в плечо. — Я думала, я уже никогда не смогу сказать ничего, что заставит тебя смутиться. Я!
— Ну про тебя это одно, а про меня…
— Брось. Тебе сейчас не смущаться надо, а во все тяжкие, всего, что душа просит. Ты наконец-то выздоровела.
— Я вроде раньше вылечилась… Терапевт сказал.
— Вылечилась, но не забыла. Ты ходила как человек после тяжелого перелома, боясь наступить на уже здоровую ногу, береглась. А сейчас с тебя слетает вся эта ерунда, и это хорошо.
— Ты позвала меня, чтобы это сказать?
— Просто хотелось откусить немного твоего счастья. Ну прости уж. И рассказать кое-что важное.
— Не пугай меня.
— Ты сейчас ужасно-ужасно испугаешься, сразу предупреждаю. Но вот тебе спойлер — все кончится хэппи-эндом, так что не паникуй. Дыши.
И я стала дышать.
Ее совет мне очень пригодился следующие пятнадцать минут.
— Короче, вычислила я вас тогда с Альбертом, похихикала, но когда вы поссорились, задумалась. И назначила ему свидание.
— Что?!
— Дыши! Хэппи-энд! — она схватила меня за плечи. — Слушай дальше!
— О'кей, — я очень постаралась ей поверить. Очень. Очень.
— В общем, это было довольно легко. Я сначала сказала про интенсив, потом упомянула тебя, и все — он на крючке.
— Ты говорила с ним обо мне? — мне казалось, что он должен был остаться в таком же вакууме, что и я, но почему-то не подумала, что могло быть иначе. — Когда это было?!
— Недели две назад. Не сказала тебе, думала, что хуже сделаю. А теперь вижу — тебе это надо знать именно сейчас. Я ему рассказала, что мы работаем в одной компании, но не очень дружим. Никто бы не стал спать с подругой своей бывшей любовницы в таких условиях.
— Марго, ты совсем сбрендила? На черта ты мне эту… похабщину еще и рассказываешь? — мое настроение еще не увяло, но в нем проступили отчетливые нотки холода еще не ушедшей зимы.
Вновь стало страшно.
Захотелось вернуться обратно, под тяжелое одеяло своей тоски. Туда, где уютно, удобно и никто не сделает больно, потому что нечем.
— Слушай, ну я вообще не ангел, ты в курсе, — Марго закурила следующую сигарету, и я увидела, как дрогнули ее пальцы, не с первого раза попав по колесику зажигалки. — Если посчитаешь, что я перешла грань и сделала что-то плохое, вон мой муж сидит, выходи да рассказывай все, что обо мне знаешь.
— Удивлюсь, если он не в курсе твоих похождений, — мрачно отозвалась я.
— О чем-то догадывается, но всего не знает, и пока свидетельств на руках нет — для него не считается. Так что ты мне можешь жизнь разбить в секунду. Будешь слушать дальше?
— Буду.
Господи, как же мне больно. Я опустила голову и прижалась лбом к холодным железным перилам балкона.
— Цели у меня были двойные, сразу скажу. Одна вполне эгоистичная — если он обычный бабник, он на меня клюнет. Я тот самый типаж «легкая интрижка без последствий». И мне плюс, — ведь, судя по твоему счастливому виду там в Питере, мужик умеет сделать хорошо. И за тебя спокойнее — избавиться от мудака это только к счастью.
Молчу, хотя хочется вцепиться ей в рожу и располосовать к чертям.
— Я играла по полной, без скидок. Применила весь богатый арсенал, применила и нечестные методы и даже добралась до его квартиры. Тебя же он не звал туда?
Я молча помотала головой.
— И правильно делал. Там такая холостяцкая берлога человека с деньгами, но без вкуса. Он там небось только спит, да баб водит.
— И тебя привел.
— Ну как, привел… — Марго нервно стряхнула пепел. — Ты бы знала, как я изворачивалась! Может быть, расскажу как-нибудь. Я, короче, его лапаю по-всякому, на колени села, грудью прислонилась, все дела, ладошкой куда нужно, а там… ну. Ничего. Не стоит у него.
— Шшшшш… — хочется стать ядовитым газом и заставить ее заткнуться.
— Да, лапала. Вон там муж, выйдешь отсюда — иди и говори ему. Ну я полизалась еще чуть-чуть…
От того чтобы скинуть ее с балкона меня удержало только воспоминание о поцелуе в баре с Олегом. Тоже не слишком добровольном.
Квиты.
— Спрашиваю, может, тебе таблеточку синенькую? А то у меня есть. Как же так, ты молодой такой чувак, а такая беда. А он ржет, говорит — стрессы, ответственная работа, возраст опять же. Хентая не будет.
— И не было?
— У тебя, говорю, еще руки и язык есть. А он такой — у меня мелкая моторика плохая. И карандаш так пальцами вертит со скоростью света.
— И все?
— Ага. Выпроводил меня.
Не знаю как я все это время говорила, но что не дышала — точно. И сейчас втягиваю носом пьянящий весенний воздух и никак не могу им насытиться.
— Живи, — выдыхаю.
Марго закурила еще одну, я тоже взяла себе, подпалила дрожащими пальцами. Как так вышло, что стремясь сбежать от боли, я попала в нее по уши?
— Карин, ты же стала… — говорит Марго. Мне не хочется ее слушать, но сбежать можно либо вниз с балкона, либо через вежливые прощания с ее семьей. Так что я осталась между небом и землей, дышала, выпускала дым к темному небу и чувствовала себя… — Живой.
— Что? — поперхнулась я дымом.
— Только живой человек чувствует боль, Карин. И счастье тоже. Нельзя получить только что-то одно, это комплект.
— Ты говоришь как мой психотерапевт.
— Хороший у тебя был психотерапевт.
Да, похоже, хороший. Когда мы разыгрывали мою любимую пьесу «я не могу никому поверить», он в конце сказал, что жить надо вопреки реальности. Верить в чудеса. Наполнять себя счастьем, когда есть счастье, и наполнять болью, когда она приходит на смену. Потому что это и есть жизнь. Почему-то до меня дошло только сейчас. Доросла, что ли?
— Кончай держать все под контролем, Карин. Все не удержишь, просочится сквозь пальцы.
Я отпустила контроль ненадолго — и что получила? Боль. И чудо. Синее сапфировое чудо. И сейчас мне очень-очень больно, но я будто впервые вышла из тьмы.
— Ну что, позвонишь ему?
