– Встал на путь исправления? – криво ухмыльнулась Даша. – А что, если это он увез Таю со двора? Что, если он убил ее?
– Любил, а потом убил, – вздохнул Володя. – Все может быть. Неплохо бы его допросить. И алиби его поинтересоваться на момент убийства его бывшей возлюбленной. Только вот по месту прописки его нет. Я узнавал у участкового.
– Молодец, – вырвалось у Даши. Она приложила руки к груди, когда Володя глянул на нее с подозрением. – Нет, в самом деле, молодец. Столько всего успел!
А она вот только успевает по Зайцеву скучать, подумала тут же. И мысленные диалоги с ним вести.
«Такое все это пустое!» – разозлилась она на себя.
– Так вот, никаких транспортных средств – ни машины, ни мотоцикла на Филиппова не оформлено, по месту регистрации не проживает. Уже давно. Где он может быть, никто не знает.
– А его мать?
– А его мать зарегистрирована по тому же адресу. И тоже там не проживает.
– Ничего себе! – воскликнула Даша. – А где же… Где же их теперь искать? И в розыск не объявишь, оснований нет.
– Оснований нет, – согласился Володя. – Зато есть бывший подельник.
– Сидоров?
– Сидоров, – самодовольно улыбнулся Володя и ткнул пальцем в стопку бумаг. – Он, оказывается, вышел по тому давнему делу по УДО и с тех пор не нарушал закон. Во всяком случае, так утверждает.
– И? – Даша уже встала, схватилась за сумку и шагнула к одежному шкафу. – И прямо вот сейчас готов с нами встретиться? Ты ведь это хотел сказать?
– У-у, – протянул Володя и тоже, встав из-за стола, пошел за курткой. – С тобой, майор, совсем неинтересно. Угадала, угадала, как всегда.
Даша надела кожаную куртку, с визгом застегнула молнию, повыше подняла воротник, она забыла сегодня шарф.
Володя распахнул дверь кабинета и галантно вытянул руку, пропуская ее вперед.
Она сделала широкий шаг и тут же уткнулась лбом в плечо Зайцева.
– Та-ак… – протянул тот недобро, хмуро глянул на обоих. – Разгар рабочего дня, а они обедать собрались?
Даша глянула на часы. В самом деле, время обеда. Они настолько заработались, что забыли. А кусок горячей пиццы она бы сейчас проглотила.
Шумно сглотнув, она козырнула:
– Никак нет, товарищ полковник. Едем к бывшему подельнику Филиппова. Он согласился побеседовать.
– А сам Филиппов – нет?
– Место жительства Филиппова установить пока не удалось. По месту регистрации давно не проживает. – Зайцев собрался что-то спросить, но она опередила: – Его мать также по месту прописки не проживает. Никаких транспортных средств за ним не числится.
– Понятно. Надеетесь, его бывший подельник прояснит ситуацию? Попытайтесь. – Зайцев странно глянул. – А что по делу убитой школьницы?
Из них словно выпустили воздух. Взгляды уткнулись в пол.
– Пока никаких результатов, товарищ полковник, – доложила Даша как старшая по званию. – Установить личность парня, которому погибшая звонила с автобусной остановки незадолго до гибели, пока не удалось. Ведется опрос собственников гаражей. Возможно…
Зайцев отступил на шаг, выпуская их из кабинета. Сплел пальцы и сложил руки на животе. Осмотрел их по очереди.
– Пока… Не удалось… Ведется опрос… Майор! – повысил он голос. – Не кажется ли вам, что в последнее время раскрываемость у вашего отдела близится к нулевой отметке? С меня наверху спрашивают каждый день по убитой школьнице! Каждый! День!
– Товарищ полковник, – неуверенно начала она, переглянувшись с Володей. – Мы работаем. Но… Но контингент опрашиваемых – сплошь несовершеннолетние. Чуть что, прячутся за спины родителей и адвокатов. И солидарность у них стопроцентная. Мы уже с капитаном по третьему разу опросили каждого. Держатся одной линии – не знаем, не видели, не слышали.
И это была правда. Они с Володей потеряли всякую надежду узнать у них хоть что-то.
Байкер Герасимов Геннадий находился на подписке, но у него было стопроцентное алиби. Подтянуть его к убийству не было никаких шансов.
Гриша, которого она пыталась по ошибке привлечь, отказывался с ней вообще общаться. И даже не отвечал на ее звонки.
Дело по убийству Инги Самохиной грозило лечь на полку, оставшись нераскрытым.
Глава 26
Петр Сидоров ремонтировал ролики младшему сыну Сереге. Ремонтировал уже третий день. Конструкция была пластиковой, хлипкой, каждый фрагмент приходилось сажать на клей. Клей был замечательным, супернадежным, но его надо было выдержать минимум часов двенадцать.
А малой ноет. Разве ему объяснишь? Разве он может понять в четыре своих года, что такое время, как необходимо бывает его иногда выждать?
Сегодня малой в саду. И у Петра появилась прекрасная возможность спокойно поработать.
Старшая дочка пришла со школы, бросила сумку с учебниками, сказала, что к подруге, и умчалась. Даже обедать не стала, хотя он старался, суп варил. Ее любимый – гороховый с копченостями.
– Не хочу, па. Потом, – пообещала она.
Поцеловала отца в щеку, от чего у него тут же в горле встал ком размером с кулак. И убежала.
– Недолго! – крикнул он ей в спину.
– Час, полтора, па. И я дома. Пока, пока.
Он посмотрел на ее грациозно шевельнувшиеся пальчики, выброшенные вверх, и снова начал задыхаться. Не от боли или волнения, от счастья.
Он сумел! У него получилось залатать брешь в их семейном корабле. Они не ушли на дно. Органам опеки не удалось забрать у него детей, как они ни наседали. Они втроем – он и дети – выжили. И они снова семья. Крепкая, дружная.
Да, их мать сбежала с дальнобойщиком. Сбежала в тот момент, когда было особенно тяжело. Когда не хватало каких-то дурацких справок. Когда с работой у него не все так гладко было и холодильник не всегда заполнялся на сто процентов.
Тетки из органов опеки кружили над ним и детьми, как воронье. Его состояние приближалось к отчаянию. Он пару раз останавливался на ступеньках винного магазина, намереваясь взять литр, выпить прямо там и забыться тяжким сном.
Ну, накатило, сил нет!
Слава богу, сдержался. Ни в магазин не зашел ни разу и не напился. А все из-за подростков, которые к нему в тот момент подошли и попросили купить им водки.
– Чё, мужик, тяжело тебе, что ли? – наглел один из них – самый по виду взрослый и борзый. – Ты нам водки купи. А мы тебе на бутылку сверху накинем.
– И сколько вам надо водки? – спросил он, сосчитав их по головам.
Было три парня и две девчонки. Лет по пятнадцать-шестнадцать, не старше.
– Четыре бутылки, – не моргнув глазом, ответил наглец. – Пятая твоя, мужик.
