Я утащила к себе в комнату подарки и приступила к процессу распаковки. Надо было еще смириться с тем, что одежда, засунутая на дальние полки шкафа, мне больше не подходит. Я доставала вещи, из которых выросла, и бросала в кучу на пол.
Когда в дверь постучали, я как раз оценивала размеры кучи.
– Войдите.
Деккер распахнул дверь, но замер на пороге. Я стояла возле шкафа.
– Счастливого Рождества.
Он пару раз качнулся вперед-назад, осмотрел беспорядок, затем вошел, закрыл дверь. И остался стоять.
– Насчет того вечера…
– Давай не будем, – попросила я.
Ведь я могу сказать что-нибудь глупое, он ляпнет что похуже. А хотелось просто все уладить. Чтобы все было как раньше. Поэтому, опережая его возможный ответ, я заговорила:
– У меня есть кое-что для тебя. Просто идеальный подарок.
Порывшись под кроватью, я выудила сверток. Деккер сел на скомканное покрывало, взял подарок, уставился на упаковочную бумагу.
– Ты пыталась что-то нарисовать?
– Смотри, здесь уже были рождественские ели. И звезды. Как положено на Рождество. А я решила переделать звезды в еврейские звезды, как положено на Хануку.
– В звезды Давида, – заржал Деккер. – Ну, Дилани, даже не знаю, что сказать. Это было не обязательно.
Я тоже села на кровать, но дальше от Деккера, чем села бы раньше.
– Да открывай уже!
Деккер отрывал верхний слой упаковочной бумаги. Прежде чем он добрался до коробки, я выпалила:
– Там футболка. Я же знаю, как ты ненавидишь сюрпризы.
С улыбкой он развернул футболку и сказал:
– Прикольная.
Я купила ее в торговом центре в магазине – зашла в него в первый и, возможно, последний раз в жизни. Футболка была белая, на груди красовалась картинка огромного аппетитного сэндвича, а над ним синими буквами – слово «ГЕРОЙ». Деккер надел футболку прямо поверх своей с длинным рукавом.
Затем встал и полез в задний карман джинсов.
– Я не знал, как упаковать, чтобы ты их не порвала, поэтому вот. – И вручил мне билеты. – «Отверженные». Мама прочитала, что в Бангоре будет представление. А она же знает, что у нас эта книга по программе.
Мы оба посмотрели на «Отверженных» на столе – давно забытых. Деккер дарит мне билеты, потому что больше не будет мне читать. Не будет сидеть с ногами у меня на кровати и переворачивать страницу за страницей, пока я смотрю, как вращаются над головой планеты.
– Мюзикл уже завтра. Я пару дней назад спросил твоих родителей: они тебя отпускают. Если хочешь, пойдем со мной, если нет – то с кем-нибудь другим.
– У тебя есть время?
– У меня есть время, – ответил он. – В шесть заеду за тобой.
Он ушел, а я стояла посреди комнаты с улыбкой на лице. Мы сможем все поправить. Раньше же получалось – и сейчас получится.
Машина Троя шумно остановилась у дома. Чуть раньше назначенных трех часов. Трой нарядился. Зачесал назад волосы, открыв лицо. Надел темно-красную рубашку с длинным рукавом. И даже в своих обычных джинсах выглядел гораздо наряднее, чем всегда.
Я видела, как он поднялся на крыльцо. Знала, что он там стоит. Но звонка в дверь все не было. Я подождала еще несколько секунд, потом открыла дверь: Трой уходил, уже спустился с крыльца.
– Куда ты?
– Я подумал, что еще рано.
Часы показывали без четырех минут три.
– Заходи. Обед еще не готов, но зато есть креветки.
Мы глупо стояли у миски с соусом, макали креветки, отрывали хвостики и клали их на тарелочку. Зашла мама – принесла салфетки.
– О, Трой! А я не слышала, как ты пришел. Чем тебя угостить? Яблочный сидр? Газировка? Эгг-ног? Только что взбила. Дилани говорит, что это гадость, но просто она его не любит.
Трой глянул на маму, затем на блюдо с креветками.
– Точно тебе говорю: гадость. Не соглашайся ни при каких условиях, – сказала я.
Мама попыталась отвесить мне шутливый подзатыльник.
– Ну что ж, эгг-ног – великолепный выбор, – произнес Трой.
С улыбкой мама пошла наполнять ему стакан.
– Мое дело – предупредить.
Трой улыбнулся в ответ, но смотреть на него было больно. Я не стала спрашивать, что случилось. Случилось. Он отмечает Рождество с чужими людьми.
Мы ели запеченную ветчину с начинкой, банановый хлеб, картофельное пюре, зеленые бобы. Трой говорил только «пожалуйста», «спасибо», «передайте, пожалуйста, соль» – и больше ничего. Родители же старательно пытались вовлечь его в беседу.
– Ты местный, Трой? – спросил отец.
– Нет, я из Сан-Диего.
– Тогда, наверное, наша погода – для тебя настоящий стресс.
– Дилани говорит, ты живешь с друзьями. Ты из-за них сюда переехал? – спросила мама. Да она выуживала из него информацию о жилье!
Трой улыбнулся мне: учуял, что я успела соврать. Я вспыхнула, но он ответил не моргнув глазом.
– Нет, мы раньше не были знакомы – в школе подружились.
Мама что-то там прокрутила в голове и, видимо, осталась довольна ответом.
– И как тебя занесло в нашу глухомань?
– Просто после всего, что случилось, мне надо было уехать. Чтобы не ловить на себе взгляды людей. Поэтому я уехал настолько далеко, насколько можно уехать без паспорта.
Мама одарила его именно таким взглядом, который он должен был ненавидеть. Папа откашлялся и спросил:
– А где ты работаешь?
– В доме престарелых. В городе. А вечером учусь на медбрата.
– Ты молодец. Надо много сил, чтобы не забросить учебу. Мама Дилани тоже училась после работы.
– Работать в таком месте – нужен особый склад характера, – заметила мама. – Как ты решился?
Трой вилкой гонял по тарелке бобы.
– Не люблю, когда люди страдают.
Мама отложила вилку:
– Трой, у тебя есть наш телефон. Если что-то будет нужно, звони мне. По любому поводу. Хорошо?
Он внимательно посмотрел на маму. Прочитать его взгляд я не могла.
– Спасибо, мэм.
– И перестань называть меня «мэм». Меня зовут Джоанна. Все друзья Дилани так меня называют. Рон, убери со стола. Пироги почти готовы, и Мартины скоро будут.
О, Мартины… Папина секретарша с семьей. Две болтливые четырнадцатилетние девицы, как две капли воды похожие на мать, на которой всегда тонна макияжа.
Папа собрал посуду. Трой сидел, уставившись на белоснежную скатерть. Затем он вскочил, резко отодвинув стул, пересек комнату.
