– Миссис… Джоанна, извините, но я должен уйти. Ребята, с которыми я снимаю квартиру, организуют обед в складчину. Помните, я говорил? И я обещал им, что вернусь.
– Конечно, – медленно произнесла мама. – Никаких проблем. Счастливого Рождества!
Она притянула его к себе и крепко обняла – что бы я там ни думала о своей матери, она иногда точно знала, как надо поступить. Сейчас был как раз такой случай.
Трой ушел, не глянув на меня. Схватил куртку и вылетел на улицу, впустив поток ледяного воздуха, который пронизал меня до костей. Через окно я смотрела, как он сидит в машине, запрокинув голову и выпуская облачка белого пара, тающие под крышей машины. Я подумала о стариках, которым он помогает, когда им так плохо. Схватила пальто, вставила ноги в сапоги.
– Дилани, пусть он идет, – сказала мама.
Я вбежала на кухню, быстро завернула в фольгу один из пирогов – горячий, пальцы обжигает – и пролетела через гостиную.
– А почему он должен страдать? Особенно сегодня? – бросила я. Мама попыталась задержать меня, но папа взял ее за руку. Они отпустили меня.
– Ну, и чего ты ждешь? – спросила я, плюхнувшись на переднее сиденье. – Пирог стынет.
Трой уставился на меня с открытым ртом. Затем расплылся в улыбке и завел мотор.
Пирог мы ели у него дома, стоя в кухне, если ее можно было так назвать. Вернее, я ела. А он смотрел на меня. Наконец я пришла в себя и остановилась.
– Съешь завтра, если сегодня не лезет. Просто разогреешь в духовке при ста восьмидесяти градусах, – проинструктировала я.
– Я умею готовить.
– О…
Схватив тряпку, висевшую на кране над мойкой, я начала вытирать воображаемые пятна на столешнице. Трой стоял прямо за мной – я чувствовала и поэтому терла еще усерднее. Интересно, мама тоже постоянно надраивает пятна, потому что не знает, что делать дальше?
– Думаю, уже достаточно чисто, – сказал Трой, накрывая мою ладонь своей.
Я медленно убрала руку и принялась теперь в другом месте.
– Еще немного, – ответила я.
Я чувствовала, что он смотрит на меня, что я вся пунцовая, что он слышит, как у меня стучит сердце. На всю квартиру. Потому что кроме нас в квартире никого не было. Только мы вдвоем.
– Не могу понять, почему ты себя так ведешь: знаешь, что я собираюсь тебя поцеловать, и нервничаешь или знаешь, что я собираюсь тебя поцеловать, и не хочешь этого.
Я нервно хихикнула, не поднимая глаз:
– Ты собираешься меня поцеловать?
– Конечно. Ты же знаешь, что нравишься мне. Знаешь, что нужна мне.
Я резко развернулась к нему и стояла, опершись на столешницу.
– Нужна тебе?
Трой был прямолинеен. Мы же с Деккером ходили вокруг да около, но никогда не говорили прямо, что нам нужно. Только теперь это не имело значения.
– Ты себя ведешь так, как будто этого не может быть.
Я покачала головой, опустила глаза.
– Я нужна тебе потому, что мы похожи, – сказала я, показывая на голову: вот в чем наше сходство.
– Отчасти да.
Он не подошел ближе, но и не отодвинулся.
– А еще потому, что ты красивая. И потому, что ты принесла мне пирог. И потому, что ты хотела спасти того старика. Но больше всего потому, что ты видишь во мне хорошее.
Мир остановился. Мозг перестал работать и рассуждать, застыла рука с тряпкой, отключилась способность решать. Тело накрыла теплая волна, а ведь он даже не прикасался ко мне.
– Так вот, не знаю, хочешь ты этого или нет…
Трой сильно отличался от Деккера. Деккер всегда давал мне время подумать и ответить. Трой же говорил без пауз, поэтому я не могла сосредоточиться и сама решить хоть что-нибудь. Но было уже поздно, потому что Трой целовал меня.
Его руки легли мне на бедра, открытые губы соприкоснулись с моими. Совсем не так обыденно и безопасно, как это было с Карсоном. Могло случиться все что угодно. Поцелуй стал началом, а что произойдет через десять секунд – непонятно. Трой запустил ладони мне под свитер, коснулся спины: теплые ладони на голой коже. Я подалась к нему, выгнув спину, и он увлек меня за собой из кухни, не отпуская ни на мгновение.
Мозг включился, и я поняла, что перспектив только две: диван или спальня. И мне стало страшно – страшно из-за того, что, пока его губы касаются моих, а ладони лежат на спине, эта идея меня вообще не пугает.
И я оттолкнула его, втянула в себя воздух.
– Рождество! Мне пора домой, – бросила я, надеясь, что такого объяснения достаточно.
– Хорошо, – ответил Трой, но не убрал руки. Так и держал меня за спину, пока я сама не отошла от него.
Всю дорогу домой я не смела поднять на него глаза. А когда мы приехали и он, глупо улыбаясь, сказал: «Пока, Дилани», я отвернулась, чтобы он не заметил такую же глупую улыбку у меня. Но перестать улыбаться я не могла. Я улыбалась, хотя Мартины еще были в гостях. Улыбка сползла с меня, только когда я увидела совершенно неподходящую для заснеженных дорог красную спортивную машину Тары возле дома Деккера.
Глава 11
Мама записала меня на прием к врачу на утро понедельника, даже не посоветовавшись. Но мы не поехали в госпиталь – доктор Логан ждал нас на частный прием в нескольких милях за городом. Мама припарковала машину на забитой стоянке, вышла, а я осталась сидеть.
– Идем, а то опоздаем, – нахмурилась она.
– Зачем мне к нему? Я отлично себя чувствую.
Но я соврала. Просто я почувствовала притяжение: сильное, уверенное, оно вело меня прямо к кабинету доктора Логана. Там были очень больные люди. Они скоро умрут. А я не хотела их видеть. Сама, без Троя, который бы шептал мне что-то на ухо, и держал меня за руку, и вел себя так, будто происходящее – часть обычной жизни.
Мама закинула сумку на плечо и направила указательный палец на здание.
– Быстро! – прошипела она, едва шевеля губами.
Я шла по коридору, уставившись в темно-красное ковровое покрытие на полу. Остановилась возле огромного аквариума у стойки регистратора. Притяжение. Но оно исходило не от одного человека – шло отовсюду, охватывая меня огромным полукругом. Едва ощутимое потягивание из углов, местами – очень сильное, почти как в госпитале. Но самое сильное исходило из самого далекого закутка.
Когда мы с мамой искали место, чтобы сесть, я внимательно осмотрела помещение. Вдоль стен на мягких кушетках ждали пациенты: старые и молодые. У всех было что-то не в порядке. Паренек, даже помладше меня, перепуганными бегающими глазами следил за призраками, которые были видны только ему, тяжело дыша через рот. Древняя старуха сложила тонкие ручки на коленях и пыталась унять непрестанную дрожь. У женщины, маминой ровесницы, не двигалась половина лица. Когда девушка-регистратор пригласила ее в кабинет, она улыбнулась половиной рта, а вторая так и осталась безжизненной.
