Так и сидела в комнате, пока не зарычал мотор на улице и следом не раздался звонок в дверь. Я знала, что это Трой. Он сможет меня понять. Поэтому я на цыпочках спустилась, открыла дверь, втянула его внутрь и прошептала:
– Ко мне нельзя…
Но при этом вцепилась в него обеими руками.
– Почему? Что случилось?
Я подалась к нему, и он обнял меня за талию. Я почувствовала его запах, и все остальное утратило смысл.
– Я попыталась спасти человека.
Трой напрягся и отстранился от меня.
– Что? Что ты сделала? – выдавил он сквозь зубы.
– Сказала врачу, что человек умирает.
Трой схватил меня чуть выше локтя. Затряс.
– Зачем? Ты что, без мозгов?
Я вздрогнула. Внезапно вспомнила, как мало я знаю Троя, как мало он знает меня.
– С мозгами, – ответила я, глядя на пальцы, вцепившиеся мне в плечо.
Трой медленно ослабил хватку.
– Черт, прости. Я другое имел в виду. Но, Дилани, это бессмысленно. Сделать ничего нельзя. Люди решат, что ты съехала с катушек или что ты замешана.
Я кивнула, растирая руку. Даже родители заподозрили меня в гибели миссис Мерковиц.
– Я пытался объяснить тебе. Подумал, что так будет легче. Их нельзя спасти. В этом и ад.
Он говорил, широко раскрыв глаза, сжав челюсти, и слишком часто посаженные зубы больше не выглядели мило. Они выглядели опасно. Я посмотрела в окно.
– Что ты здесь делаешь, Трой?
– Ты обещала зайти в понедельник и показать руку. Я подумал, а вдруг ты меня избегаешь. Поэтому в обед решил заехать.
Избегаю? Да, именно так. Из-за того, что случилось вчера. Неужели только вчера?
– У меня была запись к врачу, о которой меня не предупредили. Извини.
Трой провел ладонями по лицу, будто пытаясь стереть напряжение.
– Хорошо, хорошо. И ты извини. Давай вечером прогуляемся. И поговорим.
– У меня планы. Правда.
– С кем ты будешь?
Он обнажил зубы, но не улыбался.
– С Деккером. С парнем, которого мы встретили в пиццерии.
– Твой сосед? У вас свидание?
Я заметила, что у одного из передних зубов сколот уголок. Интересно, в аварии, в драке? Как я не заметила этого, когда целовалась с ним?
– Нет, не свидание. Мы идем в театр. По школьной программе.
– Ты нагло врешь, Дилани. – Трой шагнул ко мне, нагнулся. – Он совсем не знает тебя.
– Думаю, тебе пора.
– Вчера вечером я тебе не мешал, насколько я помню.
Трой был прав, и это настораживало. Я не заметила сколотый зуб, а ведь он был буквально у меня перед глазами. А если я не заметила такой явный дефект, что еще укрылось от меня? Рядом с ним я теряла способность думать. Головокружение. Пике.
Я услышала, как открылся гараж, и испытала облегчение.
– Это мама. Мне не разрешают принимать гостей, когда родителей нет дома.
Трой облизал нижнюю губу и поднял руки: мол, я не при делах. И попятился на улицу, не отрывая от меня взгляда. А когда я захлопывала дверь у него перед носом, бросил с ухмылкой:
– Хорошего вечера.
Только я успела закрыть за Троем дверь, как вошла мама.
– Я не знала, что он придет. Клянусь, – протараторила я.
Мама улыбнулась. По-настоящему.
– Хорошо, малышка.
Кинула пальто на спинку стула, раскрыла бумажный пакет из аптеки.
– Ты не злишься, что он приходил?
– Нет, Дилани. Но будет неплохо, если в следующий раз он предварительно позвонит.
Я схватилась за спинку стула. Неужели все случившееся у врача мне просто привиделось? Как у мамы могло так быстро смениться настроение? То она обращается со мной как с психопаткой, то вдруг снова все хорошо?
И тут я поняла. Я вела себя нормально. Ко мне заглянул парень. Я выгнала его из дома до прихода родителей. Да что ж еще лучше покажет, что подросток совершенно нормален? Поэтому маму и отпустило.
Она протянула мне ладонь с таблеткой.
– Принимают во время еды. Дать тебе печенье? Или кусочек пирога?
– Я не могу сейчас ее принять. Мы же с Деккером идем вечером на «Отверженных». Не хочу там сидеть как сонная муха.
– Ты не будешь как сонная муха. Ты почувствуешь себя лучше. И, честно говоря, не думаю, что вечером тебе надо куда-то идти.
– Это же мой подарок на Рождество. И ты сама отпустила меня с Деккером. Спектакль нужен по программе. Я вернусь домой и приму эту чертову таблетку.
Мама поджала губы, запрокинула подбородок:
– Я пущу тебя, только если ты примешь таблетку.
Я попыталась скопировать ее выражение лица: сжала челюсти, вскинула голову, но, судя по ее взгляду, не преуспела. Поэтому, понурившись, сказала:
– Давай печенье.
Когда мама шагнула в сторону кухни, я впервые осознала, насколько она решительный человек. Взять и вот так уйти из дома, построить свою собственную жизнь заново. Моя мать вытащила сама себя из персонального ада. У нее получилось. И у Троя может получиться.
Съев шоколадное печенье, я положила на язык таблетку и быстро спрятала за щеку. И ушла, сказав, что буду собираться.
Таблетку я смыла в унитаз. Как же все объяснить Трою? Ад – не обязательно навечно. Выход есть. Что сделала мама? Она уехала. Трой тоже уехал. Что еще делала мама? Сколько времени ей понадобилось? Я не в силах изменить его прошлое, не в силах изменить настоящее, но я могу дать ему надежду.
На цыпочках я спустилась в кухню. Мама сидела за столом, читала инструкцию по применению моих новых таблеток. Зря она так озаботилась этим вопросом – таблетка давно растворилась в канализации.
– Мам! – позвала я, но она не реагировала, будто не слышала. – Мама!
Теперь она подняла голову.
– Не сейчас, Дилани.
– Я хотела поговорить… о твоих родителях.
– Не сейчас! Я же сказала! – крикнула она. По лицу было видно: она плакала.
– Что-то случилось?
Она рассмеялась, тоскливо, зловеще.
– Ты! Ты случилась!
Я отшатнулась, ударилась о дверной косяк. И впервые поняла, что имели в виду на физике, когда рассказывали про энергию звуковых волн. Потому что ее слова ударили меня прямо под дых.
Я выскочила из кухни, взлетела по лестнице, вбежала в комнату, захлопнула дверь. Прислонившись к двери, я пыталась отдышаться. А может, ад – это вовсе не место. Может, это болезнь. Заразная болезнь. Которая расползается по дому, карабкается по ступенькам, просачивается сквозь щель под дверью. А внутри обретает форму: отросли рога, полился из пасти огонь, донесся запах серы. Болезнь, которая вот-вот запустит внутрь меня щупальца, прорастет, окрасит мир вокруг в серые цвета, а мою искреннюю улыбку превратит в гримасу ехидства. Собираясь на спектакль, я время от времени плевала через левое плечо и прикасалась руками к животу, потому что чувствовала, клянусь, как зараза проникает в меня, пытается завладеть моим телом.
