– Обратись в полицию.
– Нет! – Я выдернула руку.
Деккер посмотрел на меня.
– Ничего не произошло. Возможно, я слишком эмоционально среагировала. Не рассказывай никому, Деккер. Прошу тебя.
Он вздохнул.
– Жаль, что ты не хочешь рассказать мне.
– Извини, что я сорвала тебя с места.
– Не извиняйся. Я рад, что ты позвонила именно мне. Ты как?
– Со мной все будет хорошо.
Какая ложь!
Деккер вернулся на трассу и поехал по направлению к дому. Мы снова ускользали друг от друга. Как только я открою дверцу и выйду, прежние мы исчезнем в вечернем полумраке. Поэтому я отстегнула ремень, потянулась к Деккеру, обняла его и уткнулась носом ему в шею.
Он напрягся от неожиданности, а затем погладил меня по волосам, по спине. Сделал глубокий вдох. И я знала, что с ним происходит. Он пытался навсегда запомнить это мгновение. Я знала, потому что сама делала ровно то же. Не глядя на Деккера, я открыла дверцу. Холодный обжигающий воздух. Пошла к дому. Одна.
Мама готовила. Хороший знак. Но она не смотрела на меня. Папа упорно что-то рассказывал, будто не замечал, что все идет не так. Хотя наверняка замечал, потому что ни на мгновение не замолкал.
Поужинав, я сказала родителям, что хочу лечь спать пораньше. Мама подставила табуреточку, достала из шкафчика над холодильником мои лекарства. Потому что мне не только не доверяли зажигать плиту, оставаться дома одной или гулять без сопровождения, но и доступ к аптечке тоже перекрыли. Конечно, необходимость влезть на табуреточку, чтобы достать лекарства, обязательно бы меня сдержала.
Мама вручила мне таблетки, я запила их и бодро зашагала к себе, чтобы выплюнуть поскорее.
– Подожди, Дилани.
Я обернулась, не убирая ладонь с перил, и вопросительно помычала в ответ. Таблетки медленно растворялись под языком, всасывались в кровь, и от осознания этого у меня участился пульс.
– Открой рот.
– То есть?
Мама подошла ко мне, папа зашуршал газетой, демонстративно не обращая внимания на происходящее.
– Зачем?
Я очень старалась поменьше шевелить языком, но надо было еще и говорить так, чтобы это не стало очевидно. Поэтому я выбирала ответы покороче.
– Затем, что я хочу проверить.
Мама подошла вплотную, чтобы заглянуть мне в рот.
– Ты не доверяешь мне! – возмутилась я, надеясь отвлечь ее. Но на последнем слове она схватила меня одной рукой за подбородок, сдавила его пальцами и прямо так подвела меня к мойке на кухне.
– Так я и знала! Поняла по твоему ненормальному поведению!
Она смотрела на меня так, будто где-то внутри пряталась прежняя Дилани, покорная, тихая. А чтоб снова вернуть ее к жизни, достаточно было просто дать мне таблетку или две. И проблема будет решена.
– Я не стану их пить, – сказала я и выплюнула таблетки в мойку.
Мне показалось, что я могу прочитать мысли в ее голове. Вот она разжимает мне рот, зажимает нос, засовывает в рот таблетки и заставляет проглотить. Но у нее был план получше.
– Пока не начнешь принимать таблетки – из комнаты не выйдешь. Даже в школу не пойдешь. Я оформлю тебе освобождение по справке.
Я сделала глубокий вдох и уставилась на маму. Затем протянула раскрытую ладонь за новой дозой, положила таблетки в рот и проглотила, не запивая. Почувствовала, как они прошли по горлу. Сначала мне показалось, что я задыхаюсь, затем они застряли комом где-то в груди.
– Сейчас ты меня ненавидишь. Ну и ненавидь. Ненавидь сколько угодно, лишь бы с тобой все было в порядке. Когда-нибудь ты меня поймешь.
Но у меня в голове была одна-единственная мысль: впервые я стала жертвой насилия. Все, что было до этого, – когда Деккер поцеловал меня на спор, когда Трой схватил за руку до синяков, когда я дрожала от страха в кладовке похоронного бюро – все отступило на второй план. Источником насилия стала она – моя мать. Которой я по умолчанию доверяла. Что может быть хуже?
В ванной меня вырвало. Я не стала сопротивляться. Я просто стояла под струями воды и смывала с себя этот длинный день: вот Трой выбрасывает таблетки больной старухи, вот пожилая леди за кружевной занавеской, вот наша стычка в кинотеатре, вот я прячусь и боюсь дышать в кладовке похоронного бюро, вот Деккер увозит меня домой, а вот мама заставляет меня проглотить таблетки – и в какой-то момент оказалось невозможным держать все это в себе.
Так что лекарство в итоге я так и не выпила. Но, видимо, какая-то его часть успела всосаться в кровь, потому что меня стало жутко клонить в сон. Веки отяжелели, я, шатаясь, вышла в комнату. Но я не хотела засыпать. Из-за Троя. Я чувствовала, что он где-то неподалеку. Знала, что он наблюдает за мной. Спрятался за каким-то из домов или за деревом на противоположной стороне улицы. Или просто стоит посреди тротуара и смотрит. Я проверила защелку на окне, плотно задернула шторы, положила под подушку ножницы. Проехала машина, а мне казалось, что это машина Троя. Чуть дребезжало под порывом ветра окно, и мне казалось, что ко мне в комнату лезет Трой.
Я уснула, вцепившись в ножницы, и утром проснулась в той же позе. Просто удивительно, что ночью не поранилась. Мама зашла в комнату без стука, широко улыбаясь, будто вчера ничего не произошло.
– Тебе звонят.
– Скажи ему, я перезвоню.
Ведь это или Трой, которому я не стану перезванивать, или Деккер, которому я перезвоню после того, как придумаю, что сказать.
– Это не он.
Я потянулась к трубке.
– Дилани, ну куда ты пропала?!
– Привет, Жанна, – поздоровалась я и потерла слипающиеся глаза. – Что случилось?
– Звоню спросить, как ты сдала тесты.
– А ты уже знаешь оценки?
– Да, вчера разослали результаты. Ты не смотрела?
– Сейчас перезвоню тебе.
Я бегом бросилась вниз по лестнице, натянула на лицо фальшивую улыбку не хуже маминой и спросила:
– Оценки пришли?
Мама гладила и смотрела новости по телику.
– Да, дорогая, – ответила она, не глядя на меня. Плохой знак.
– И?
– Все пятерки, одна четверка.
– Что? Четверка? Покажи мне!
Мама быстро вышла из кухни, так же быстро вернулась, как будто все было в порядке. Может, у нее ухудшилось зрение? Или она пошутила. Но нет, в колонке из одних пятерок красовалась четверка.
– Поверить не могу… – Я опустилась на краешек дивана, не отрывая глаз от листа с оценками. – Просто не могу поверить. Долбаная четверка. – Мама пропустила мое ругательство мимо ушей.
Я вернулась к себе с листом в руках. Меньше всего хотелось перезванивать Жанне, но, если я этого не сделаю, она и сама поймет, что с оценками беда.
