– Малышка Карделия. Она была нашим счастьем… и…
– Продолжай, – сухо сказал Джеймс, скрывая свои разгневанные чувства.
– Когда ей было шесть, я не особо следил за этой карточкой, – Пол указал пальцем на карточку в руках Джеймса. – Я думаю, ты понимаешь, о чем я? Карделия нашла ее и оторвала кусок. Я в то время был в гостиной вместе с женой. Тот день я практически не помню, так как потерял сознание от болевого шока, но Аманда рассказала мне, что кусок кожи под плечом будто треснул и через мгновение рука просто взяла и упала на пол. Я стал стремительно терять кровь, а мои крики было ничем не заткнуть, а потом… потом я очнулся в больнице. Там-то я все понял, когда Карделия принесла мне мою карточку. Она так мне и сказала: «Папа, я ее немножко попортила. – Из глаз Грина потекли новые слезы. – Понимаешь, она никогда ничего не ломала, моя дочка всегда все «попортила». – Грин вытер лицо ладонью и продолжил: – Я ее спрятал, а Аманда пообещала убрать подальше парик, но, как я затем узнал, недостаточно хорошо. На восьмой день рождения Карделии мы устроили праздник. Было много гостей, угощений, фейверков, фокусников. Когда подходило время салюта, Карделия вместе с подружками искала разные красивые вещи в доме. И как ты думаешь? – истерично спросил Грин. – Что детки нашли? Парик, сраный клоунский парик.
Грин ударил кулаком об пол, а Джеймс немного дернулся в ожидании атаки от старика, но это оказалось лишь проявлением чувств человека, который потерял все, ради чего жил еще много лет назад.
– Мы даже не обратили внимания. Ну гуляют дети, ну парик они таскают. В тот день клоуны им чего только ни подарили: помпоны, красные носы, парики и прочие безделушки. – Грин ненадолго замолк, потом прокашлялся новым сгустком крови и продолжил: – Аманда зашла в дом за тортом, а мы собрались вокруг фейрверков, проверяя фитили. Никто и не обратил внимания, как у пульта собрались детишки, мы лишь услышали крики. Моя девочка закричала и вскоре умолкла. Один фейверк прилетел ей прямо в глаза и взорвался. Я сорвался, я бежал, я… держал ее. Волосы на голове обгорели, с ее лица слезла кожа, глаз выжжен, понимаешь? Ты понимаешь? – истерично повторял Грин. – Она уже умерла, но я не замечал другого: парик, этот сраный, ублюдский клоунский парик плавился в сторонке. Пока я держал свою дочь на руках, люди уже кричали от другого ужаса. Мой дом горел, а в нем заживо сгорала Аманда. Понимаешь? Она расплавилась, просто расплавилась. В тот день я потерял всю свою семью, я потерял все. У меня остались только деньги и этот сраный сундук. Из всего, что было в моем доме, остался только он. Он всего лишь покрылся пеплом и гарью.
Грин заревел и закрыл лицо ладонью. Джеймс решил не встревать в горькие воспоминания старика, который, как никто другой, мог сейчас понять Джеймса. Кастер и сам готов был разрыдаться, на его сердце будто сложили груз со всей планеты Земля, но он терпел.
– Они там, на городском кладбище, – говорил Грин, не убирая ладонь от лица. – У меня осталось немалое состояние от работы оранжерей. Я продал и их, и землю, на которой стоял мой дом, и уехал в Мейнритон. Ты, наверное, хочешь спросить, почему я не пытался избавиться от сундука? – Грин убрал руку и продолжил рассказ, уже смотря Кастеру прямо в глаза. – Я отправился в морское путешествие по Атлантическому океану и взял эту тварь с собой. Однажды ночью я скинул сундук за борт, а капитану сказал, что в нем прах моих жены и дочери. Мне позволили это сделать. Две недели я провел в круизе и попытался отпустить все… но ничего не вышло. Я вернулся в дом, который стоит напротив вашего, а в подвале стоял он. Стоял и будто смотрел на меня, заглядывая прямо в душу. Я хотел покончить с собой, но эта тварь оказалась умней. Знаешь, что он сделал?
– Что? – безэмоционально спросил Кастер.
– Он дал мне возможность говорить с ними. Прямо оттуда, из него. Аманда и Карделия каждую ночь вылезали из сундука. Мы ужинали, играли, проводили время. Они были со мной. – Джеймс был поражен такой откровенностью. Его шокировал тот факт, что пока он жил с настоящими людьми в своем доме, напротив человек наслаждался присутствием мертвецов. – Не считай меня идиотом. Я знал, что это не они. Они были лишь видением. Ты бы видел их, они были обгорелые, ужасающие, отвратительные, зловонные, но это были они, и мне этого было достаточно. Но эта тварь умеет просить свое. Когда я подсел на призраков своей семьи, он стал требовать…
– Продолжай, хватит делать эти дурацкие паузы. Я должен понимать, что ждет меня дома. – Джеймс произнес это, положив ударную часть молотка на бейсбольную карточку.
– Он просил меня приводить ему людей. Но… но я не делал этого. Я тебе Богом клянусь, я никого в своей жизни не привел к этой твари!
«Не занимайся самообманом, мой старый друг. Ты привел к нему нас!»
– Я знал, эта тварь начала голодать. Оно пыталось заставить меня, оно завладевало мной, оно имело власть. Я держался, и через несколько лет оно оставило меня. Я говорил с ним, звал, молил оставить меня в покое. Но тварь будто уснула. Мне и в голову не приходило оглядеться и связать это с происходящим вокруг. Только перед переездом я все понял.
– И что же ты понял? – с интересом спросил Джеймс.
– Он замолк, когда вы приехали в Мейнритон.
Внутри Джеймса взорвалась очередная боеголовка. На спине зарождалась чесотка. Ему хотелось встать, с разбега вписаться в стену и расчесать спину до обнаженного позвоночника. В нем бурлили гнев и моральное истощение. «Неужели все было настолько предопределено? Не эта ли тварь заставила Тари выстрелить? Не эта ли тварь подвела Оливию под измену? Не эта ли тварь заставила Монику отвернуться от меня? Неужели наш новый дом стал нашим проклятием?»
– Почему ты мне не рассказал об этом?
– А что бы ты подумал, расскажи я тебе тогда, что рассказываю сейчас? Ты бы меня отлупил чем-то другим и сдал полиции. Или ты хочешь сказать, что поверил бы мне? Посмотри на нас сейчас! Мы все не поверили, и вот до чего это довело! Джеймс, прошу тебя, не убивай меня. Я вижу, что ты хочешь это сделать, но прошу тебя, поверь, это не я продал сундук Эдди, это все он! Я ничего не мог сделать, но хочу тебе кое-что показать. Прошу, дай мне минутку.
– Что ты можешь мне показать? Или ты можешь вернуть мне мою семью? Жизнь? Время? Здоровье? А? Лучше бы ты убил себя!
– Я пытался! – вскрикнул Грин. – Я вешался, стрелялся, пил кислоту, я делал все! Но как видишь, я все еще жив! Ничто, ничто не могло погубить меня от собственных рук. Я специально лез на рожон в барах, я всегда искал приключений на задницу, но эта тварь оберегала меня, понимаешь? – Грин стал говорить гораздо спокойнее, сменив крик на умоляющий тон. – Прошу, позволь мне тебе показать кое-что. Мне нужно сунуть руку под диван и достать папку, вот и все. Тебе нужно знать.
– Без глупостей, Пол, я все еще хочу размозжить тебе череп.
Грин медленно сунул руку под диван и, порыскав несколько секунд, вытащил папку. Старая картонная папка, из которой торчали измятые файлы и погнутые края пожелтевшей от времени бумаги. Грин протянул ее Джеймсу, а тот, в свою очередь, положил бейсбольную карточку рядом на стол, недоверчиво поглядывая на Грина. Кастер заметил, что тело старика расслабилось, и он сам почувствовал облегчение. «Правильно, успокойся, еще не время».
