Дедушка был единственным человеком в нашей семье, с которым мне было хорошо. Бабушка готовила, гладила-стирала, вечно убирала пыль и на мои попытки ей помочь отвечала, что когда я вырасту, еще накорячусь. Дедушка был на пенсии, но еще продолжал работать, хотя я не помню, чтобы это мешало нашему общению. Проработав большую часть жизни на нервной должности прокурора, на пенсии он занялся тем, что всегда хотел делать: он разводил аквариумных рыбок, выпиливал по дереву, выжигал, рисовал, строил что-то на даче, разводил сад и огород. Вот к этим занятиям я была подключена по полной программе! Мы все делали вместе, и даже от бабушки нам обычно доставалось обоим, как будто мы были нашкодившими детишками. Дедушка умер, когда мне было 11 лет… (на этом моменте я поняла, что раскопала что-то существенное, ибо писать я дальше не смогла… комок подступил к горлу и слезы полились сами собой. Мне показалось, что я снова погрузилась в то время и стала маленькой девочкой, которую покинул единственный друг…).
Стоит отдельно описать день смерти дедушки. Родители ушли в Большой театр, смотреть спектакль. Я была дома с бабушкой и дедушкой. Ближе к вечеру у дедушки заболело сердце. Я, зная, что у него уже были инфаркты, предложила сразу вызвать «скорую». Но дедушка принял лекарство и сказал, что сейчас все пройдет, и не надо беспокоить людей напрасно. Бабушка была напугана и ничего вразумительного сделать не могла. Дедушке становилось все хуже – он начал стонать от боли, и тут я, уже не слушая его, все-таки вызвала неотложку. Неотложка ехала минут сорок (обычно они спрашивают, сколько лет пациенту. Дедушке было за семьдесят, и они не спешили…).
Подробности ожидания «скорой» я вспомнить не смогла. Видимо, мы с бабушкой уложили его на диван, где он и умер. Я выбегала на лестничную клетку посмотреть, не приехала ли «скорая». Дедушка все жаловался, что у него ноги мерзнут и очень болит сердце. А тут еще лифт отключили… Зайдя в очередной раз в комнату, я увидела, что бабушка накрывает его простыней… с головой…
Остаток вечера я провела на лестнице… Врачи констатировали смерть от инфаркта, родители пришли из театра, а у меня внутри как будто все оборвалось… Я ничего не чувствовала… совсем… Взрослые завесили зеркала в доме. Деда я больше не видела. Приехала труповозка, и тело отправили в морг. Наутро я пошла в школу. Все вокруг было, как всегда, только я была не здесь. Я спросила у подруги, что такое констатация (мне казалось, что это и есть болезнь, от которой умер дедушка), и больше ни с кем об этом не говорила. На кремации и похороны меня не взяли, сказали, что надо помочь по хозяйству с поминками, хотя какая от меня тогда была помощь.
Много позже я узнала, что бабушка вышла замуж за дедушку по расчету – война, а он важный начальник. Мать его вообще до 18 лет на «вы» называла – в семье он почти не бывал. Разделить мое горе было мне совершенно не с кем. Дедушка был таким только для меня одной… и только я (во всяком случае, в нашей семье) любила его.
Здесь вспоминается фрейдовская «Работа печали». Процесс горевания, видимо, был прерван на одном из этапов – я так и не смогла примириться с потерей. Понимая, что никогда не увижу дедушку живого, я надеялась, что он придет ко мне во снах или как-то еще… Но он ни разу не являлся. Пытаясь сейчас разобраться в своих чувствах, я обнаружила, что дедушка, видимо, ассоциируется у меня со всеми большими крепкими мужчинами с горячими ладонями.
В личной жизни я безотчетно выбирала хрупких мужчин небольшого роста с прохладными вялыми руками. Как будто они казались мне надежнее. Если у человека (неважно, женщины или мужчины) руки оказываются, как мои или холодней, то я испытываю к ним явную симпатию, иногда сострадание, желание помочь, защитить… Единственный мой друг с горячими руками вызывает у меня страх и неудовольствие. Он как раз психолог и всячески подчеркивает, что у меня холодные руки, и это плохо… а то вдруг я забуду. Забудешь, пожалуй…
Вернемся в день сегодняшний. Я размышляю, что лично у меня связывается с руками вообще? Как я отношусь к рукам других людей? Почему меня беспокоит эта тема? Что я люблю делать руками? Вот эта тема. Я очень люблю возиться с растениями. И когда я их пересаживаю, я всегда работаю с землей голыми руками. Мне нравится жирная влажность чернозема, кажется, растения растут лучше, когда берешь их руками, а не совком или в перчатках. Вообще по способу восприятия мира я типичный кинестетик – глазам я не доверяю, мне всегда надо потрогать и понюхать, будь то пища, материя или человек.
В детстве и подростковом возрасте меня мучили различные кожные проблемы: аллергии всех видов, нейродермит и бог знает что еще. Все прошло, когда я, махнув рукой на мнение знакомых и родителей, поступила учиться в музыкальное училище на эстрадный вокал.
Раньше я все мерзла. Теперь же у меня возникает ощущение, что весь холод из тела сосредоточился в руках. Кажется, еще чуть-чуть, и я сниму эти перчатки… Кстати, когда я писала отчет, клавиатура не раз увлажнилась слезами, а вот руки… руки были ТЕПЛЫЕ…
Список использованной литературы:
1. Множество бумажных салфеток.
Господь учил, что человек дрожит от холода одиночества. Но когда людей двое, одиночество уходит, и холод уходит вместе с ним.
Исуна Хасэкура
Групповая терапия
Перестройка
Групповому процессу следует позволить развиваться естественным образом, насколько это возможно. Необходимо сопротивляться любым соблазнам обсуждать те темы или прояснять те чувства, которые не проявились сами собой.
Джон Хейдер
Виктор Маркович Шкловский перетягивает меня в клинику Речевого центра, куда со всего Союза приезжают на 45 дней пациенты с логоневрозом. Я возглавляю бригаду психологов и логопедов. Меня как какого-то мага и волшебника показывают в программе «Очевидное – невероятное» в научно-популярном фильме «Жгучие тайны века» вместе со снежным человеком и НЛО.
Кроме гипнотерапии и аутотренинга мы применяем методы коммуникативного тренинга, пантомиму, психорисунок. Придумываем вместе с пациентами все новые функциональные тренировки, занимаемся тренингом уверенности. Диалог предполагает обратную связь, поэтому применяем и тренинг сенситивности – чуткости к состоянию и реакциям собеседника.
1980 год. Умер Высоцкий, ему было всего 42. Из моего кабинета в клинике видно все прибывающее людское море у театра. Вспоминаю его Хлопушу, Гамлета, Лопахина. Очень будет его не хватать, хотя его хриплые песни и страстные роли продолжают зримо звучать в моей голове, отзываясь в сердце и рождая такие стихи:
ПОСЛУШАЙ, КАК СТУЧИТ
Утро железным скребком об асфальт
пуповину нашего МЫ разрубает.
Ты – на кухню. Я – пожалуйте бриться.
«Пока!» Уношу я в зубах
половину нашей улыбки.
Как энергично борется снег с каблуками!
Будто торопится розовый поросенок,
визжит и похрюкивает, хрустя огурцом.
Вот и железнодорожная станция,
присосок щупальца Города.
Вкус огуречный у снега отбили
солью, песком, сапогами, бензиновой вонью.
Победно спешим, в шуршащем дерьме увязая.
А поросенок умолк и сбежал
к дедушке Марку Шагалу.
Мост. Окаменелый скелет динозавра.
Хвост и голову вбок отогнув,
над железной дорогой застыл.
Осторожно ступаем
по узким и скользким буграм.
Рука наготове —
принять нависающие над лицом ягодицы.
Глотаю влажный и едкий туман:
горьковатый выдох прокуренных,
сырокопченых легких,
блевотную вонь перегарной отрыжки,
слащавый запах дешевых духов.
Соседка моя – неподмытая алкоголичка.
А в электричке сухой плотный жар,
как в сауне бьет из-под сиденья сквозь ноги.
Дремлю. На остановке фильтрую
припухшие женские лица.
Вот пышною шапкой опушено личико куклы.
Ресницы из туши включают и выключают глаза.
Отключаюсь и я… До следующей остановки.
Приехали. Гулкий хруст
ребер померзшей платформы
жамкает долго в ушах, пока
на мосту через Яузу сверху не полилось:
Тирли-тирли! К вам в дом? – Бомм…
Сворачиваю к церкви, навстречу
светлые мягкие лица.
Все громче то птичий, то басовый стон.
Смех сквозь слезы
над Васькой Блаженным? Над Годуновыми?
Надо мной с пузырьками этих вопросов?
На верхотуре, под перекладиной,
меж звуков и тел колокольных распятый,
в помятом коротком пальто, отдуваемом ветром,
стоит и юродствует Он, подняв воротник
и спрятав в него худое лицо музыканта,
увенчанное черной шапкой.
Над ним серебристое солнце.
В горячем его океане мои протекают глаза,
уколовшись о рифы вопросов:
Тирли-тирли! К вам в дом? – Бомм…
День отгрызает от рифов песчинки,
а от меня – мои крохи.
На полном серьезе кормлю я зануд —
озабоченных, эгоистичных.
Это мои пациенты…
Ну вот, слава богу, и вечер!
Сидим на концерте с друзьями.
Труба выдувает стеклянный пузырь,
позолоченный розовой пеной.
Горло ее (и мое) перебирают твердые пальцы.
Сердце хватают, тянут и,
застрявшее в горле, выкручивают так,
что оно вытекает из глаз. Аплодисменты.
Тромбон покаянно и сладко рыгает
медвежонком, объевшимся медом.
Наконец, облегченно и громко зевает.
Спи, мой беби. Аплодисменты.
Саксофон в ширпотребовской робе
тянет хобот, от старости сиплый,
просит губы мадонны. – Старик,
ведь она ничего не умеет?
Научим! Аплодисменты.
Ватные ноги расставив, как у пивного ларька,
ударник на конго в свитере лыжном
запутался в джунглях. Аплодисменты.
Все говорят – раскован я был,
подпрыгивал в такт, и топал, и хлопал.
А я лишь запомнил, как хотелось мне
за трубой идти,
и мед-пиво пить,
и мадонну любить…
Уж за полночь в вагоне электрички
Мы увидали двух парней из джаза
В компании подвыпивших девиц.
В прикрытых их глазах увидел я такое,
Что вспомнился мне Музыкант распятый,
вызванивающий свои вопросы
меж Солнцем и Землей.
Послушай ты, моя любимая мадонна,
послушай, как стучит в тревоге сердце.
Мед-пиво, и любовь, и дети —
все это есть у нас с тобой, родная.
Так для чего же это:
Тирли-тирли! К вам в дом? – Бомм…
Лобня, 13 января 1982 года
1985 год. Психотерапию вносят в реестр медицинских специальностей. Начинается перестройка, появляются кооперативные психологические центры. Меня приглашают в хозрасчетную Консультацию по вопросам семьи и брака при Мосгорисполкоме и Центр социально-психологической помощи «Диалог». Мы проводим групповые экспресс-тесты на психологическую совместимость пар, консультации супругов, коммуникативный тренинг. К нам приезжают иностранные специалисты – аналитики, гештальтисты, драматерапевты, роджерианцы, привозят литературу, проводят семинары и групповые тренинги.
