Амулет заслонял Хейнрейла от ее взора. Быть может, он и ее отгородит от богов. Должно быть, ради этого мать и передала его ей. Откуда тогда амулет взялся у матери? Может, и она была воровкой, ограбила какой-нибудь древний храм, перед тем как связалась с Таями и их кровавой судьбой. Если вам дано подарить ребенку лишь одну вещь и будущая участь дитя вам известна, значит, вы наверняка пошлете защиту. Воплощение любви матери – якорь и щит против тьмы. Эта мысль ее утешила.
Или все же бежать? Выскользнуть из склепа, догнать Ханника по дороге в гавань. В городе ее удерживало всего ничего: Шпат, Крыс и амулет, при том что амулет уже утерян. И, насколько она знала, Шпат и Крыс тоже мертвы, наряду с ее замыслом расквитаться с Хейнрейлом, отняв у него власть над гильдией воров. Так чего ж не уехать? Она сбежала из Гвердона много лет назад и никогда не предполагала вернуться, пускай порой и размышляла о своем происхождении и семье. Теперь она знает более чем достаточно – и ничего хорошего ей не открылось. Взять да и уехать отсюда опять.
Но, напомнила она себе, – можно ведь узнать наверняка. Можно разведать, не выбрались ли Шпат с Крысом из паленой ночлежки. И Хейнрейла ведь тоже можно найти.
Люк снова открылся. Над ним стояла Алина. Она отскребала с лезвия воск.
– Погнали, одна сволочь заверещала, прежде чем я его кончила, поэтому у нас пара минут, пока не прибыло подкрепление. Или, если на то пошло, – веретенщики.
По узкой спиральной лестнице они устремились вверх, крутые ступени обвивали стержень шпиля. Кари потеряла счет их числу. Этот шпиль много, много выше скромной башенки Нищего Праведника.
Алина остановилась уже недалеко от вершины. Выставила меч, парой взмахов оценила доступное для рубки голов расстояние.
– На случай, вдруг друзья прибегут, – пробормотала она, – я тебя тут посторожу. Иди дальше. Быстрей, блин, давай.
Кари выбралась на воздух. Сквозь дыру в верхушке, проделанную алхимиками, свистел ветер. Кусок покрытия они тоже выломали, осталась узкая балка над головокружительной пропастью до самого пола церкви. Черный Железный колокол невредим, но на брус, к которому он подвешен, навернуты цепи – не дать ему покачнуться.
Вынуть запиравший их костыль – дело плевое. Цепи заскользили в дыру, ухнули в пустоту и валились, пока не грохнули далеко внизу громовым лязгом. Колокол свободен.
Кари глазами смертной женщины напоследок взглянула на раскинувшийся перед ней город, а потом крепко пихнула Черного Железного бога. Звон колокола прямо тут должен быть оглушающим.
Наверно, таким он и был. Кари не слышит его, она покинула тело.
Бросив взгляд на свою смертную оболочку, она воспарила над городом, вознесенная ввысь неуклюжим разумом Черных Железных богов. Город стелился под ней, как гобелен, и она всматривалась в его вышивку. Тысячи обитателей, тысячи душ связаны вместе сиянием жизненных нитей. Здесь и веретенщики, подобно черному пятну паразитной плесени на полотне жизни. Они вычесывали эти сияющие нити по одной и ткали из них новые облики. Так они поглотят всех живых в городе и из их отнятых судеб сваяют форму, пригодную к воплощению для богов. Веретенщиков не перечесть, не обозначить числом, они восставали из глубин, протискивались через стоки, туннели и станции подземки. Они чувствовали Кари, пока ее сознание проплывало над городом, но они не повиновались ей. Сейчас они воспринимали ее ровней, таким же, как они, орудием их Черных Железных хозяев.
Веретенщики до поры до времени ограничивались старыми городскими районами. Проносясь над Замковым холмом, она не увидала никого из них, и Могильник тоже в основном чист. Северная Мойка, скаты Дола Блестки, центральная часть вокруг площади Мужества кишела этими тварями, но на прочий город они покамест не посягали. Не было необходимости: любая проглоченная ими душа – это топливо, а в перенаселенном городе хватало душ утолять жажду вновь воссоздавшим себя Черным Железным богам.
Еще не воссоздавшим, подумала частичка Кариллон вопреки тому, что другая ее сторона – чужеродная грань, которая бодрствовала лишь в таком пограничном состоянии, – истово приближала эту их цель. Часть ее стремилась стать руслом для Черных Железных богов.
Покажите мне амулет, попыталась добиться своего она, но это как кричать в бурю, и она неспособна собраться с мыслями наперекор смерчу Черных Железных богов в их неистовстве и нетерпении. Приходилось подбирать осколки воспоминаний, выхватывать образы, пока ветер гонял ее над крышами взад-вперед. Невозможные ощущения и картины складывались в тошнотворный калейдоскоп.
Вот холодные усики веретенщика проползли по ее свинцовой спине – она разделила ощущения с церковью Нищего Праведника; мгновение спустя она смотрит на людей, спасавшихся бегством от надвигающейся шеренги сальников – восковая кожа у тех мягкая и одутлая, свежие свечки, только что с формовки, потому как алхимики отчаянно нуждаются в полевом подкреплении. Она – птица, старуха, сливная труба, она – безымянный проход под Священным холмом. Туннели подземки – ее вены. Резня в Мойке – это кровь, которую прокачивает ее сердце.
Она овладела собой, прежде чем ее снесло дальше. Шпат. Крыс. Друзья. Ведь можно же отыскать друзей. Она цепляется ими, как якорем.
Там – на коровьем гону, где Алина дралась против сальников. Упырь, древний упырь. Копыта скребут воск, рогатая бровь тяжела колдовством. Он слишком стар и велик, это не Крыс, но когда над ним проплывает ее сознание, он подставляет лицо дождевым тучам и видит ее. Желтые глаза Крыса смотрят на нее с огрубелого рыла старейшины упырей.
Встрепенувшись, Кари теряет ментальную хватку, и сознание сдувает прочь. Внезапно она горит, ее плоть тает, а кости раскалены добела. Закрытые отсеки, мостки, треск волхвования над первоэлементами – однако это знакомо. Она в горниле алхимиков; вон они, плавят ее, чтобы создать новую божью бомбу. Она – колокол с Колокольной Скалы, ее жалостный вопль о разбитом собрате не умолкал, даже когда легкие наполнились жидким металлом. Кари с расстояния сознавала, что ее тело – настоящее, исходное тело, смертная оболочка, жалкий ошметок мяса и кожи – лежит на холодных камнях далекой колокольни. Благословенный шок от прохлады, противовес невыносимому жару.
Роша тут, руководит сборкой второй божьей бомбы. Кари пробует на вкус страх Черных Железных богов. Она познала их в гневе, в унынии и в замешательстве, но этой ночью они напуганы. До сих пор действовало правило – богов нельзя убить, только источить их силы. Смерть – для смертных. Больше это не истинно.
Подорви божью бомбу над Гвердоном, что тогда случится? Невидимая ударная волна. Духовная аннигиляция. Черные Железные боги умрут – даже запертые в колокольном облике. После этого не будет других божьих бомб, разве только алхимики отыщут новый пантеон, заключенный в форму, которую легко преобразовать в оружие. Веретенщики исчезнут, город спасен. Для Роши цена, пожалуй, приемлема, но ставки огромны, особенно с учетом риска поубивать и Хранимых Богов заодно. Гвердон окажется духовно беззащитным пред Божьей войной. Кари не ведала, что останется от нее, если грохнет такая бомба, – насколько в этом смысле божественна ее душа и на какую часть смертна. Есть серьезные сомнения, что она переживет этот взрыв.
