Хейнрейл зевнул.
– Не интересует.
– Там обещал, что вы непредвзято меня выслушаете, – торопливо проговорила женщина. – Это хороший корабль, для морских путей. Он может добраться до Архипелага за…
– Я два раза не повторяю, – бросил Хейнрейл. – Хочешь делать дела в моем городе – запомни. – Он обратился к Таммуру: – А от тебя мне нужен полный аудит – сколько денег у нас на руках и сколько мы можем собрать, если понадобится.
Мири откинулась на стуле – стиснутые зубы ясно сигналили о ее недовольстве. Крыс прищурился – она переигрывает, устраивает показуху. Таммур вздохнул.
– Я загляну в журналы. Сколько мне отложить для магистратов?
– Нисколько. Это будут иностранные вложения, через тамошних представителей. О наших доморощенных пиявках не беспокойся.
– Не за аудит. За Шпата.
– Если Тафсон не бьет и не ломает его и он в самом деле дотянет живым до суда – отложи двадцать, но не трогай их, пока не узнаем, готов ли мальчик к работе. Если он превратится в камень, можно воззвать к состраданию и за пять тысяч отправить его на остров Статуй.
Таммур взял еще карту, затем вскрылся. Кон дважды обошел стол. Хедан старался удержаться в игре, пытался повыступать, но у него, очевидно, ничего не было, и трое других его кровь выцедят досуха. Мири также поддерживает ставку, но перед ней осталась лишь пара монет.
– Не стоило играть с ползунами, – выпалил Хедан. – Клятую маску не прочитать.
Падение Девяти Лун услужливо потянулся и снял фарфоровое лицо. В тени его клобука корчились черви. Он сплел из них мертвенную тонкогубую улыбочку.
Хейнрейл не дрогнул:
– Это как понимать? Поднимаешь или вскрываешься?
Ползущий полез в карман темной хламиды. Вытащил мешочек и перевернул над столом. Оттуда выкатились рубины и изумруды, целое состояние в драгоценных камнях.
Без слов Мири положила карты лицом вниз, сложила руки и свесила голову. И снова ее наколки зарябили и неярко вспыхнули.
– Я таких денег с собой не таскаю, – сказал Хейнрейл. – А ползуны не играют в карты. Разве что тому есть важная причина. Чего ты хочешь?
– Висюльку, – ответило скользкое многоголосье червей. – Полушку-безделушку.
– Когда чародей зовет что-то висюлькой, это значит, оно куда ценней, чем кажется. Волшебникам стоит брать уроки у бродячих фокусников. Научились бы нормально лоха включать. – Хейнрейл немного подумал, затем вытащил из-под куртки маленький кулон на тонкой веревочке.
Крыс его узнал. Это амулет Кари.
Хейнрейл покачал талисманчик над банком.
– Доставь на кон еще маленько – расскажи, для чего тебе он нужен.
– Если выиграешь, – проклокотал ползущий.
Амулет упал на ставки.
– Открываемся.
Ползущий опустил карты на стол и, пока их раздвигал, прошептал заклинание. Реальность завилась и изогнулась под силой его волшбы. Вероятности искривились. Волна изменений проплыла над Таммуром, над Хеданом, над телохранителями – и никто из них ничего не заметил. Большинство людей не способны воспринять тонкие и хитроумные чары навроде этих. В общем-то, не смог бы и Крыс, только его чутье каким-то образом усилилось после похождений в туннелях.
Вот почему он увидел, как матово засияли наколки Мири, как будто в крови у нее пожар. Он видел, как она противится изменению, видел, как она ловит и держит его, а потом глотает, заставляет заклятие исказить реальность внутри себя, но не на картах. Женщина охнула от боли и улыбнулась кровью сквозь стиснутые зубы, когда Хейнрейл открыл свою руку.
Победный расклад.
Защищенный Мири от посягания обманных чар ползущего. Она была подсадной, сообразил Крыс и подивился, как ловко Хейнрейл предугадал махинации ползущего. Упырь задрожал, памятуя о силах, что незримо текли вокруг, а его друга вовлекли в еще более важные события.
Хейнрейл подчистил банк. Припрятал талисман Кари в карман и катнул Мири три самых крупных рубина. Поднялся и сказал ползущему:
– Нам с тобой надо чутка поболтать. Всем прочим – на выход.
Похоже, Холерный Рыцарь и Мири не относились ко всем прочим, так как оба остались с Хейнрейлом. Крыс тенью упорхнул за Таммуром.
Он собирался притаиться за дверью, навострить уши и, может, как-нибудь воспользоваться откровением Падения Девяти Лун, но еще один телохранитель Хейнрейла схватил его, свел по лестнице и выпроводил из барного зала на улицу.
– Для тебя у хозяина другое задание.
Глава 9
Кари по-прежнему казалось неправильным заходить в дом на улице Желаний через переднюю дверь. Все ее привычки толкали пойти к черному ходу для прислуги или вскарабкаться по боковой стене и пролезть в маленькое окошко. Этот дом полагалось грабить, а не жить в нем. Эладора шла с ней рука об руку всю дорогу от университета, то бишь как тиски сжимала ладонь и тараторила без умолку – слова летели взволнованной скороговоркой. Кариллон даже не захотела притворяться, будто слушает. Хотя за Эладорину, буквально говоря, поддержку была благодарна – ее трясло и шатало от слабости.
За дверью, чуть дальше, небольшая кухня. Эладора свалила на стол свой тяжелый ранец и засуетилась с готовкой: ни дать ни взять тетя Сильва с кухни усадьбы Вельдакр пронзила пространство и двадцать лет во времени. Чай заварился, суп булькает на плите.
Вокруг нормальный, домашний уют, а Кари сидела и думала о том, как проваливалась в ту беспросветную бездну. Какой-то бог вырвал ее душу из тела и поволок ее вниз. Листик, смытый в подземный сток, – вот кем она была. Крошка пред божественным ликом. Она уцепилась за твердый стол, как будто могла удержаться в вещественном мире одной силой рук.
– Слушай, а мои заметки профессору пригодились? Ты же мне сразу скажешь, если случится новый приступ? Вообще-то, надо бы держать блокнот под рукой. Лучше быть готовой заранее. – Эладора полезла копаться в ранце, выкладывая книги перед Кари, пока не нашла, что искала. Задержала на Кари взгляд и выскользнула в соседнюю комнату. Вернулась с подушкой. – Если вдруг ты упадешь в обморок и слетишь со стула, целься сюда.
Кари наскоро прикинула, каково будет душить сестру этой подушкой.
– Ну, говори же, что узнал профессор? – донимала Эладора.
Кари попыталась ответить непринужденно:
– Ты была права. Я – святая.
– Ого. – Эладора отступила на шаг, словно ждала, что Кари сейчас вспыхнет пламенем или начнет эманировать призрачной субстанцией по всей кухне. – Необычненько. Наверняка это какой-нибудь ин-ноземный божок. – У нее это прозвучало, словно упоминание любовного воспаления, которое Кари как-то подхватила в одном далеком порту.
– Видать, так. Началось-то все, стоило мне вернуться сюда, в этот ваш сраный город, – проговорила Кари. Она прокрутила эту мысль в голове. Выходило вполне разумно. Покинув Гвердон, она за много лет навстречалась выше меры со всякой жутью, но никакой старый подслеповатый бог не насылал на нее сверхъестественных наваждений, от которых раскалывалась голова. Быть может, потому-то она всю жизнь и чувствовала неприязнь к этому городу – еще в детстве ей было неуютно в особняке дедушки Тая. Будто около нее непрерывно жужжали пчелы, а, кроме нее, никто их не слышал. Отъезд в сельскую усадьбу тети Сильвы дал благословенную передышку – но даже там, за несколько миль от Гвердона, часто находило беспокойство, тревога – как если бы ее кто-то преследовал.
