Айсиль подняла руку.
– Начальник, главная ли это беда? Патрос погиб. Парламент у алхимиков в кармане. Зачем нам драться? Что тут плохого, если алхимики используют Черных Железных богов – идолов наших врагов – и убьют кучку чокнутых богов за кордоном? Мы повидали эту войну – никто не заплачет, если она наконец прекратится.
– Резонно, – молвил Синтер, – но я не собираюсь вручать всю власть Роше. Этот город создан церковью Хранителей, и наша задача – охранять его.
– А сколько времени займет у них создание новых бомб? – Голос подал человечек с говором жителей Архипелага и голубыми наколками на запястьях. От запаха его курева у Эладоры щипало глаза. – Как только их боги сообразят, кто нанес удар по долине Грены, так явятся за нами. Вашу ж мать, да Ишмера уже в курсе, бьюсь об заклад, – если там хоть украдкой поглядывали в сторону Беканоры. Наш нейтралитет отымели хлеще храмовой танцовщицы.
– Нам нужен противовес, – молвил Синтер. – Предложения?
– Нападем, – сказала Айсиль. – Флот встанет на нашу сторону – они последуют за стягом церкви, если мы твердо и высоко его поднимем. У алхимиков, выходит, маловато сальников, раз они подчищают всех калечных доходяг и нищих разбойников с Мойки, чтобы делать новые свечки. Берем под контроль квартал Алхимиков и оставшиеся колокола.
– Туда успели проникнуть воры, – сказал крупный мужчина, сидящий рядом с Синтером. Говорил он мягко и вкрадчиво. – Правда, недалеко.
Алина встрепенулась:
– Какие воры?
– С Мойки. Была попытка налета на квартал Алхимиков этим вечером. Освободили кучку заключенных.
– С каких пор Хейнрейл враждует с алхимиками? Он человек Роши, – удивилась Айсиль.
– Да никакой не Хейнрейл, – сердито упорствовал Линч, – это банда Иджсона, они за Мойкой живут.
Синтер покачал головой.
– Алхимики дали понять, что готовы применять алхиморужие в Гвердоне, когда подорвали Колокольную Скалу. С чего вдруг они сдержались, когда на них наехали воры? Почему выпустили одних сальников, когда могли использовать мертвопыль, или вспышки-призраки, или…
Эладора через силу выдавила слова:
– Иджсон и Кари д-д-друзья. Если там была она…
– Кариллон Тай, – проговорила Алина, и Синтер кивнул. – Она была там. И ее ищет Роша.
– Она – стержневая ось. Она – наш противовес. – Синтер обратился к Эладоре. – Расскажи все, что знаешь о Кариллон Тай.
Кари снаружи себя, смотрит на мир с того отстраненного ракурса «муха на всех стенах сразу», как бывало прежде. В этот раз ее сознание не размазано по целому собору и не разбросано по всему городу. Его только чуть-чуть растянули, чтобы обозначить маяком этот подвал в их большом доме. В этот час безвременья ею заполнена схема, начертанная на полу банной комнаты, линии и все, что внутри. Онгент, Шпат, Мирен, Кари – она видит каждого со всех возможных углов. Она пытается оглядеть себя, но чувствует, как проваливается назад в тело – уминает себя, чтобы уместиться внутри своей такой маленькой головы, так же как Черных Железных богов сплющили молотами и запихнули в их крошечные колокольца. Ей приходится перевести взгляд.
Мирен как бы в тени, ведь он, по сути, вне заклинания. Она видит его внутри и снаружи. Она видит его таким, какой он есть, обнаженным, видит мышцы и вены под кожей. Видит кости, превращает его в стоящий перед нею скелет, в явление смерти. Зарывается еще глубже, следует по серебряной филиграни нервных волокон и мозга, пока за ней не открывается то, что должно быть его душой. Отпечаток ожога, клеймо. Следы шрамов, сросшиеся швы.
Он знает, что она видит. Он шевелится и загораживает ей обзор. Она отмечает удивление, но это удивление Кари, и отчего-то его трудно сдержать.
Под ее взглядом Онгент омыт бесцветным пламенем. С его губ, исходя из мозга, сыплются слова, кишат, как скорпионы. Вокруг него кипят образы, формы, разносятся повсюду – нет, ограничивают, ставят рамку, в которой теперь поселилось ее сознание. Я вижу, как течет волшебство, думает она, и мысль эта видимой рябью тревожит поле, окутавшее ее разум. Наверное, точнее было бы – я и есть волшебство. Здесь, в границах схемы, в чародейской ступе ее душа размалывается на смесь первоэлементов. Душа есть побочное явление, думает она, и это не ее мысль.
Шпат. Свинцовая глыба. Онгент и Мирен – огненные столпы, но Шпат – почерневший пепел. В стенах этого дома больше жизни, чем в некоторых частях его тела. Она видит его ум, его душу, и та содержит в себе большее, чем у Онгента, Мирена, и, похоже, у нее самой. Его душа напоминает картины, виды из грез, когда Кари летела над Гвердоном, но красивее, сложнее и гармоничнее. Мысли Шпата – дворцы и бульвары, сверкающий мрамор и пышная зелень парков.
Заклинание изменяется. Теперь я взываю к ним. Держись. Это ей поясняет Онгент или она сама? Какие из восприятий ее, какие – его, а какие – их, ибо теперь она чувствовала их – там, далеко. Черных Железных богов. Темные колодцы нависают над городом, перевернутые, запрокинутые в небо жерла. Тессеракты порока, готовые извергнуть бесконечно больше зла и страдания, чем позволяют три измерения этого мира. Ей стало радостно, что прошло лишь несколько минут после отбитого часа и они недвижны и молчаливы. Если разбередить их хотя бы до полусознания, то захоти они – и легко сумеют ее поглотить или просто смахнуть, как мошку. Онгент прав – здесь нужна воровка. Умыкнуть у них силу, пока они не проснулись.
Теперь она могла глядеть на себя и не проваливаться обратно, в плен своего тела, хотя ощущение притяжения оставалось – упругая нить повлечет разум назад, если она ей позволит. Она смотрит на себя одновременно изнутри и снаружи, видит, как под кожей играют мускулы, видит волокна и усики волшебства, они соединяют ее с телом, а вернее – тело со схемой, с теперешним вместилищем ее души, или как там это работает. Вокруг шеи Кариллон спутанная петля из энергий, все линии силы искривлены, собраны в пучок. Ее взор сводится туда, в точку чуть ниже горла.
Там, где должен был висеть амулет ее матери.
Она уже догадывалась о связи амулета со всем происходящим, о том, что именно он заслонял Хейнрейла от ее глаз. Теперь у нее есть доказательство. Что же такое он забрал у нее? Это амулет защищал ее от видений? И поэтому наваждения преследуют ее с недавних пор? Закипает злость. На миг внимание перескочило на Шпата, и тот всхрапнул от боли. Она опалила яростным взглядом каменную коросту – скоро они ее оборвут и Шпата вылечат, а потом он свалит Хейнрейла. Вот за этим они тут и собрались.
Сосредотачиваться становилось трудней. Она скользила, уплывала прочь. Забывала, кто такая. Корабль, отданный на волю течения. Мели и рифы тела Кариллон; далекие, зловещие грозовые тучи Черных Железных богов – ураган, под ним ей не выжить. Водовороты и подводные скалы. Взгляд упал на женское плечо. Раненное и перевязанное, но она посмотрела на кожу сквозь перевязку, и рана гноилась. Под кожей кровоподтек. Что ж, не для того ли они сюда пришли? Наворовать у богов их силы ради целительного волшебства. Она притронулась к ране…
