Коломиец открыл рот, складки на лбу углубились, лихорадочно
ищет ответ, а всеслышащий, как Моссад, Коган злорадно:
– Зато звучит как красиво! Глубокомысленно! Можно
повторять и повторять, и всякий раз вид будет мудреца, и никто не плюнет хотя
бы под ноги. Это же надо: без знания прошлого... Да, сразу видно, Россия –
страна непуганных идиотов.
– При чем тут Россия? Я впервые встретил это изречение
в трудах Экклезиаста!
– Русский! – заявил Коган уверенно. – Тогда
русские бежали от репрессий Колоксая. Они всегда бежали... Если вашим филологам
дать эту жидовскую фамилию, то сразу найдут русские корни. Слонов же нашли?
Снова появилась Марина, на подносе кофейник и две чашки,
кто-то заказал помимо меня. Остальные закрутили носами как охотничьи псы,
почуяв бодрящий запах убегающего зайца.
Милое лицо Марины слегка припухло, под глазами наметились
мешки, а на щеках косметики было больше обычного. Как и все женщины, старается
как можно дольше выглядеть молодой. Мы все изо всех сил не замечаем мелкие
морщинки у глаз, только жизнерадостный Краснохарев сочувствующе бухнул с
носорожистой грацией:
– Ребята, а что я нашел от увядания кожи!.. Шесть
литров пива на ночь, а утром ни одной морщины!
Марина, что начала было с надеждой прислушиваться, фыркнула
и удалилась, в отместку вроде нечаянно задев Краснохарева подносом по уху. Я с
наслаждением отхлебнул горячего, по горлу прокатился колючий еж, живительная
волна пошла по телу.
– Многие годы, – сказал я, – наши умные
головы строили коммунизм, светлое будущее всего человечества! Уже каждому
грузчику было видно, что ни хрена не получается и не получится, а они все
строили, строили, строили... Разрыв между благородной идеей и реальной жизнью
наконец оказался так велик, что наконец все разом и страшно рухнуло...
Я говорил в пространство, ни кому не обращаясь. Все заняты
конкретными делами, только у меня его нет, или же мое конкретное в том и есть,
что говорю вот так, бросаю семена просто на ветер, в надежде, что какие-то
попадут не на камни, а в щели между ними, прорастут, не сгинут, а при удаче
дадут семена. Кто-то из министров услышит краем уха, у кого-то в подсознании
отложится словцо, идея, мысль, а то и просто останется заноза, заставит
вернуться и подумать еще разок над вроде бы привычным...
Коган оторвал взгляд от экрана, спросил подозрительно:
– Это вы к чему такую преамбулу?
– Потому, – ответил я с готовностью нанятого
шута, – что сейчас подобное же светлое будущее всего человечества строит
Европа, а с ней и Россия. Не замечая, что и эта благородная химера от реальной
жизни отдалилась, отдалилась невероятно!.. Я говорю, о нашей юриспруденции. В
частности, Уголовном кодексе. Уже любому грузчику понятно, что благородные
идеалы коммунизма... то бишь, отмены смертной казни, содержания преступников в
тюрьмах-санаториях – это бред, что далек от реальности. И чем дольше будут
делать вид, что этот вид коммунизма устоит, тем страшнее будет катастрофа. Я
уже присматриваю за работой над новым Кодексом, но пока разработают и примут,
хорошо бы, чтобы кто-то проследил, чтобы как можно быстрее... прямо с
сегодняшнего дня начали создаваться суды присяжных!
Коломиец воскликнул невольно:
– Но это же... ужасно! Если простой народ будет судить,
кого сажать, кого расстреливать, то у нас фонарных столбов не хватит для
повешенных!..
– На балконах можно, – предложил Коган. – Мне
дед, кстати, потомственный москвич, рассказывал...
Я с неудовольствием признался:
– Перегибы будут. Но с другой стороны, как завоевать
доверие народа быстро и надежно?.. Ведь народ, который верит своим вождям, тот
и работает лучше. И пьет меньше. И страну защищает по-настоящему, а сейчас кому
она нужна?.. Мы не то, что от Чечни, от племени тутси не отобьемся, если вдруг
захотят захватить всю Россию. Если не хотим, чтобы мы и народ были отдельными
категориями... я выражаюсь ясно?.. тогда надо привести в соответствие нормы
права с нормами общества, Понимаю, сейчас даже вы на меня всех собак спустите,
но если во всем западном мире дикость... то у нас она удесятеренная,
устократненная. Чечня так прекрасно дралась потому, что у нее, как у нас еще
при князе Святославе, нормы права совпали с нормами народа.
Краснохарев нахмурился:
– Я не успеваю за вашей мыслью. Вы ведь не практик, а
теоретикам свойственная этакая прыть необыкновенная в мыслях.
– Для... – сказал я, сделал паузу, пояснил, –
для Краснохарева поясняю. Когда в Чечне под прицелом телекамер расстреляли по
суду шариата убийц и насильников, то во всем мире поднялась буря возмущения. Но
вы слушали этих людей? Я слушал наших депутатов и следил за их лицами. Как они
красиво и книжно клеймили это средневековье! А придя домой, каждый... да-да,
почти каждый, наверняка девяносто девять процентов!.. говорил дома на кухне
жене и собаке, что как бы здорово такое же в Москве! Тысячами надо бы к
стенке...
По их смущенным лицам видел, что и они дома, на кухне...
Краснохарев помялся, сказал с неудовольствием:
– Странные вы речи ведете, Виктор Александрович! Одно
дело думать, другое – говорить.
– Мы ж политики, – подтвердил понимающе юркий
Коган.
Краснохарев посмотрел холодно:
– Мало ли что я о вас, Виктор Александрович, думаю...
да и сам не хотел бы прочесть ваши мысли обо мне, честно скажу. А вот в
поведении мы все здесь люди корректные, даже вон Коган временами... да,
временами. Так и с законами! Мало ли что мне хочется, а поступать надо...
э-э... как надо.
Они переглядывались,
– А как надо? – спросил я. – Сейчас
юриспруденция оторвалась в такие заоблачные высоты, что у нас теперь два
закона: по одному – преступника надо холить и лелеять, не дай бог синяк при
задержании, обеспечить ему адвокатов, суд в полном составе, санаторные условия
в тюрьме, а потом центр реабилитации с курортным режимом! Это в нашей-то
голодной стране! А по другому: стрелять всех к чертовой матери. Только первый,
абсолютно оторванный от жизни, почему-то имеет силу, а второй, который
поддерживает весь народ, включая слесарей, инженеров и академиков, остается в
пожелании. Вот и имеем общество, где всем на все наплевать, потому что народ
видит, что власть в стране... да и в Западной Европе захватили какие-то
марсиане, проводят какую-то странную политику...
Кречет крякнул, сказал с двусмысленной улыбкой:
– Нашим юристам в самом деле планы всемирного
коммунизма бы строить! Я говорю о юристах всего Запада. Так же прекрасно и
оторвано от жизни. Но в России так привыкли каждый шажок сверять с Западом, что
сами уже в соплях путаемся. Когда говорят об общепризнанных нормах, то само
собой имеются в виду нормы Запада. Виктор Александрович сослался на расстрел в
Чечне, но это только потому, что для нас новинка – как же, в цивилизованной
России! – хотя на самом деле по всему Востоку, а он постарше, побольше и
даже побогаче крохотной Европы, ставят к стенке даже за воровство. Потому там
воруют раз в столетие... Да, приняв законы Запада, мы вбили клин между властью
и народом. Если же начнем расстреливать бандитов, то народ, конечно, поймет и
одобрит, а вот интеллигенция...
