Саид понял, что кровь загустела от обезвоживания, этому
сумасшедшему осталось жить всего несколько часов.
– Ты нас нашел, – согласился он. – А теперь
скажи, зачем искал и – умри.
Мужчина упал на колени, пошатался, но огромным усилием
удержался и так, на коленях, заговорил механическим голосом, хриплым и
изломанным зноем и жаждой:
– Я старший сержант подразделения краповых беретов...
Петро Данилюк. В моем взводе был Марат Ильясов... мусульманин. Он не ел сало, а
я его заставлял... Как заставлял?.. Это в камере пыток можно держаться, когда
из тебя рвут мясо раскаленными крючьями.. но не в казарме, когда все спят или
идут в город, а ты моешь пол или чистишь отхожее место... Изо дня в день, из
месяца в месяц... Я сломил его, он плакал, но ел сало. И я счел, что сделал
доброе дело... Но через год вернулся в свой город, где мой лучший друг плюнул
мне в лицо...
Все толпились, слушали с жадным интересом, в тишине слышно
было только сдавленное от ярости дыхание, щелчки взводимых затворов, да лязг
ножей, что выдергивали из ножен. Саид спросил страшным голосом:
– То был мусульманин?
– Нет.
– А кто?
– Мой земляк из Перми. Я ему врезал и перестал с ним
общаться, но потом были еще и еще. А мой школьный учитель... я его любил и
уважал, закрыл передо мной дверь. Я всем рассказывал, как можно мусульман
научить есть сало и сделать их людьми, и как-то один из очкариков ударил меня
по лицу. Я нанес удар... и скрылся, потому что за переломанную шею... Но я
ощутил что-то... и пришел к одному из тех, кто знает вашу веру... рассказал
все... а он мне начал рассказывать, начиная от того, как ваш пророк пас
ослов...
Голос его становился все невнятнее, слова давались с трудом.
Вязкая кровь безобразными наплывами, похожими на сгустившуюся нефть, застыла
под нижней губой, заполнив впадину до подбородка.
Все молчали, даже затворы не щелкали. Впрочем, пули уже были
в стволах, а рукояти ножей зажаты в дрожащих от ярости ладонях.
– И как ты оказался здесь? – спросил Саид.
– Я искал вас...
– Зачем?
– Чтобы умереть...
Саид посмотрел на небо, по сторонам:
– Откуда ты пришел?
– Из Карчугера...
За спиной Саида послышался недоверчивый говор. Даже опытный
кочевник не решает пуститься в путь через эти гиблые пески без каравана. А этот
прошел сам.
Саид перевел взгляд на ноги бывшего сержанта краповых
беретов. Теперь, когда тот стоял на коленях, распухшие ступни стали видны во
всей своей израненности. Не просто разорваны острыми камнями, а истерты до костей.
Он не истек кровью лишь потому, что обезвоженный организм плохо расставался с
кровью, она тут же загустевала прямо в ранах, а когда израненными ступнями
наступал на острое, камень лишь обагрялся кровью, но на следующем шаге второй
камень уже был чист.
Файзулла сказал, блестя живыми глазами:
– У меня есть болеутоляющее! Я сейчас сделаю уму укол.
Саид с неприязнью оглянулся на побывавшего в США:
– Зачем?
Файзулла развел руками:
– Стрелять в человека, это совсем не то, что в русских.
Саид перевел взгляд на русского сержанта. Лицо его было
обезображено, превратилось в распухшую маску безобразной красной плоти. Из-под
лохмотьев виднелась обгоревшая кожа, волдыри уже размером с крупную гальку,
сливаются, плечи и спина похожи на безобразную подушку. На месте глазных ям
остались узкие щелки, откуда проглядывали залитые кровью яблоки глаз.
Он медленно вытащил из кобуры пистолет:
– Нет, Файзулла. Он умрет так, как хотел.
Все молчали, отводили взгляды, Ананбек смотрел блестящими
глазами. Файзулла предположил:
– А может быть, просто взять его в плен? Он здоровый,
может выжить.
Саид покачал головой:
– А потом?
– Потом?.. Не знаю. Теперь у меня нет на него зла...
Если такой кусок ишачьего дерьма сумел подняться до такого человека... то, я не
знаю... Он разом искупил вину всех русских...
Саид сказал медленно:
– Оставить ему жизнь? И обесценить то, что он сделал?..
Для мужчины дело всегда важнее жизни. Ты слышишь меня, русский?.. Ты выполнил
то, что хотел.
В распухшем лице ничего не изменилось, но Саид чувствовал,
что в мозгу крапового берета, что держался изо всех сил, отметилось выполнения
самого важного за всю жизнь задания, которое он дал себе сам.
Саид поднял пистолет, темное дуло смотрело прямо в лоб
истерзанного человека. Все видели, как черные безобразные губы дрогнули,
пытаясь раздвинуться в улыбке. Грудь приподнялась, кожа с сухим треском
лопалась, из поврежденных пузырей потекли струйки мутной сукровицы. Затем он с
облегчением выдохнул.
Сухо щелкнул выстрел. Русский все еще стоял перед ними на
коленях, во лбу образовалась темная дыра шириной в палец, но кровь не плеснула
алой струей, человек уже был больше чем наполовину мертв, и просто диво, что
сумел дойти и сказать.
– Похоронить под этой скалой, – распорядился
Саид. – Отныне это скала Праведного Русского. Положить на могилу камень,
высечь письмена... Салют из всего, что у нас есть.
– Салют? – переспросил один из бойцов, что пришел
сражаться за веру Аллаха из далекого горного племени. – Что это?
– Их обычай, – ответил Саид мрачно. – Так
хоронят героев.
Джордан с сожалением посмотрел на распростертое тело, затем
перевел взор на часы на запястье, где таймер предостерегающе попискивал:
– Ого!.. Пара выступать.
– Нет, – отрезал Саид. – Земля твердая, как
камень. Копать придется штыками. И подготовить камень... Файзулла, возьми
динамит, отколи во-о-он ту глыбу. Положим ему на могилу.
Файзулла с изумлением посмотрел на сурового Саида:
– Это нас займет до ночи! А нам нужно быть на ударной
позиции в четыре утра!
Саид отрубил:
– Мы его похороним.
Файзулла вскрикнул, попятился. Его отодвинул и выступил
вперед Джордан:
– Ты что, не понимаешь?.. Вам заплатили такие деньги,
чтобы перехватили тот самолет!.. Я не должен был этого говорить, это
сверхсекретно, но на том самолете прилетит русский президент! Лично. Он
заключает с арабами какой-то страшный договор... весь мир наш полетит вверх
тормашками! Это единственная возможность уничтожить его одним выстрелом!
– Мы должны похоронить русского, – отрубил Саид.
– Но весь мир...
– Весь мир в руке Аллаха, – бросил Саид
высокомерно. – Кто мы, чтобы спорить с ним?
