– А когда получил бы? – полюбопытствовал
Черногоров.
– А вот тогда начинаются различия, – сказал
Кречет. – Один скажет: не вышло, ну и не надо, не больно то и хотел,
другой завопит, отмщения восхочет... Впрочем, на Западе таких уже не осталось.
Но дело в другом: что можем? Опять ноты протеста? Так в США чиновники своим
шлюхам задницы ими подтирают и показывают наши подписи, покрытые...
Снова все молчали, угрюмые и подавленные. Штаты со слабыми
не считаются, а могучего СССР уже нет. Россию можно не только пинать, но и ноги
об нее вытирать – не пикнет.
Коломиец прошептал в понятном отчаянии интеллигента:
– Как остановить эту тупую мощь, эту сытую скотскую
силу?.. Она уже подмяла под себя некогда цивилизованную Европу!.. Англия,
блистательная Англия Шекспира, Байрона, Мильтона – теперь носит в зубах тапочки
за этим тупым рыгающим быдлом. Германия уже превратилась в нацию здоровых
бюргеров, которых ничего на свете не волнует, кроме собственного здоровья.
Везде, где пройдет доллар, гибнет культура, а великие трагики начинают
швыряться тортами на потеху американизированной публике, для которой это
швыряние тортами уже верх высокого искусства...
Кречет метнул огненный взор в мою сторону:
– Что скажет человек, который всегда бежал впереди
паровоза?
Я возразил, почуяв насмешку:
– Считаете, это плохо? Но впереди паровоза всегда
должны пройти строители, которые кладут шпалы и рельсы, а еще раньше строители,
что насыпят насыпь, а еще раньше – топограф... Да, я яростно выступал за
восстановление Храма Христа Спасителя! Но это было в семидесятые годы, годы
Советской власти, когда восстановление Храма было бы оправдано как с моральной,
так и с любой другой точки зрения. Мол, они разрушили, они же и признали
ошибку... или вину, как хотите, и восстановили все, как было. Но какая дурость
восстанавливать Храм после свержения коммунизма? Дело даже не в том, что на те
деньги, которые бросили на Храм, можно было бы построить немалый город... а с
квартирами у нас по-прежнему туго!.. Дело в том, что это признание, что Россия,
сбросив ярмо тоталитарной власти, устремляется не в будущее, а трусливо
возвращается в прошлое, богомольное и тупое прошлое, богобоязненное,
по-прежнему тоталитарное. Только вместо вездесущей царской... то бишь,
коммунистической власти будут вездесущие попы, будут поклоны... Простите, я,
кажется, соскользнул с политики в религиозный диспут?
Коган спросил живо:
– Да, это ваш второй конек. Я только не заметил связи с
первым: как сбить рога проклятым американцам?
Я заметил улыбки министров, меня почему-то покоробило, видно
кофе подали некрепкий или надо было на чашечку больше перед выходом. Яузов,
демонстрируя странное объединение армии не то с капиталом, не то с Моссадом,
добавил ехидно:
– И как им прищемить хвост. Или хотя бы щелкнуть по
носу.
– Во-первых, – сказал я раздраженно, – я
различаю американцев и штатовцев. В Америке, если вы бывали в школе... правда,
не думаю, что для избравших военную карьеру это необходимо... в Америке много
стран, в том числе Бразилия с ее Пеле, Чили с Пиночетом, Аргентина, Панама...
ага, что-то вспоминаете?.. Канада и Мексика тоже там. Во-вторых, я не отличаю
американца от финна, корейца или, скажем, индийца. Для меня враг не народ, не
страна, а тупиковая общественная формация, что не остается гнить в своих
границах, а быстро распространяет свою заразу на остальные народы, все еще
здоровые...
– Ну-ну, как вы это видите?
Я посмотрел исподлобья:
– Я вас видел на праздновании Куликовской битвы. Вы
тогда распинались о победе русского народа над татарским. Умолчу, что это не
совсем... э-э... но такое идиотское толкование, достойное только меднолобых,
есть идиотизм еще и по другой причине. Вы не возвеличили русский народ, а
умалили. Вы свели все к драке двух наций. И умолчали, что на стороне русских
клали головы не только хохлы в составе литовских войск, но и два татарских
полка! Они сражались доблестно против Мамая и почти все полегли, защищая
Русь... Почему? Да потому что шло сражение не между двумя народами, а между
двумя формациями: земледельцев и кочевников. Часть татар под влиянием русских
уже осела на землю. И, естественно, они выступили на стороне более
прогрессивного строя. Строя, не русских!
Яузов хмыкнул, его красная рожа выражала презрение ко всему,
что не покрыто погонами, только глаза были внимательными:
– И что же, Америка... то есть, Штаты, это вроде татар?
– Для них это было бы комплиментом!.. Не для татар,
конечно. Для неграмотных повторяю: нет ни России, ни Америки. Есть
биологический род людской, который быстро растет, размножается, мужает... В
каких-то местах возникают опасные болезни, вроде Золотой Орды, цивилизации
ацтеков, племен каннибалов, но остальная масса вполне здорова, берет верх, а
эти болезни рассасываются... за исключением последней опасной болезни, что не
осталась на своем континенте, а расползается по свету, опасно заразив уже почти
половину человеческого вида. Эта болезнь страшна тем, что в первую очередь
поражает психику: люди не понимают, что опасно заражены. В сознании укрепляется
иллюзия, что как раз вот теперь начали жить хорошо, безопасно, сыто...
Он слушал с самым скептическим видом. Я начал злиться,
наконец Яузов буркнул снисходительно:
– Бред какой-то. Но как обоснование некой новой военной
доктрины – в самую точку. Мы вроде хирургов? А танковая армия вместо скальпеля?
– Мы фагоциты, – поправил я. – Есть в крови
такое белые кровяные тельца, что бросаются к месту инфекции, дерутся, гибнут, а
когда врага побеждают – их трупы либо выходят в виде гноя, либо растворяются в
человеческом теле.
– А если не побеждают?
– Человек мрет, – ответил я зло. – Как помрет
весь род людской, если не остановим болезнь штатовщины! США в тупике еще
потому, что средние американецы... назвать их средними – это комплимент! –
убеждены, что все лучшее создается у них в США. В том числе и культура, как они
ее понимают. Из-за этого они отделены от европейской культуры Та хоть и почти
рухнула под победным натиском американского хамства, но все же какие-то остатки
сохранились!
Коломиец вдруг сорвался из-за стола, выпученными глазами
смотрел на один из дальних мониторов, его ладонь вслепую шлепала по столу,
словно ловил прыгающего кузнечика. Наконец ижящные как у музыканта пальцы
нащупали пульт, он резко ткнул им в сторону главного экрана, словно выстрелил.
Там вместо митинга на Красной площади появились люди в одинаковых одеждах, с
одинаково угрюмыми лицами.
– Опять катастрофа? – спросил Коган, не поднимая
головы.
Коломиец сказал счастливо:
– Патриарх Борис собирает под свои знамена молодежь!
Бумаги перестали шелестеть, на министра культуры воззрились
с удивлением. Даже Кречет оторвался от чтения указов, которые вроде бы он сам
составляет, переспросил:
