За столом стоял хруст, словно стадо лосей жевали молодые
побеги орешника. Кречет, не отрываясь от бифштекса, пробурчал скептически:
– Ну-ну... Сейчас, что ни предложи... все повысит
мой... м-м-м... р-р-рейтинг, ибо падать уже некуда...
Коломиец поперхнулся, сделал большие глаза. У президента
рейтинг после крутых мер повысился, а после указа о свободе вооружаться, так и
вовсе взлетел до потолка.
Я сказал ровно:
– Ладно, мы уже оценили вашу скромность. Итак, я
предлагаю вам назначить Государственную премию... за компьютерные игры.
Я не успел договорить дальше, Коган откровенно расхохотался,
Яузов фыркнул, как огромный боевой конь времен крестовых походов, остальные
заговорили, перебивая друг друга.
Кречет вскинул брови:
– Вы это серьезно? Или от хорошего настроения?.. Так
сказать, вместо психотерапевта.
Я развел руками:
– Смейтесь, смейтесь. Потом локти будете кусать, когда
через пару лет какая-нибудь американская ассоциация додумается. Нет, сама не
додумается, но кто-нибудь из наших подскажет. Это же лишь полные идиоты, у
которых слюни текут, да некоторые из членов правительства... очень занятых,
конечно, полагают, что слово «игры» все перечеркивает. Во-первых, это уже давно
не игры. Во-вторых, в прошлом году Голливуд затратил на фильмы семь миллиардов
долларов, а на создание игр было потрачено девять. В этом – ожидается втрое
больше. В-третьих, этот новый вид искусства, дураками по старинке именуемый
играми, становится более мощным инструментом воздействия, чем даже быстро
сдающее позиции и устаревающее кино. Другие просто еще не разглядели гиганта в
этом малыше... А тот, кто первым возьмет его за руку и введет в большом мир, тот
и получит благодарность этого малыша и, в будущем, его поддержку.
Коган сказал скептически:
– Положим, его уже взяли за ручку. И без нас ввели в
большой мир.
– Кто спорит? – сказал я. – Но можем
перехватить более важное – воспитание. Во-первых, учредить Госпремию с солидным
кушем. Во-вторых, учредить ежегодный кинофестиваль... тьфу, фестиваль игрушек,
созданных в течение года. С раздачей золотых слонов, статуэток, премий,
дипломов, лавровых венков и пачек долларов. С широким освещением в прессе, на
телевидении. С бесплатным проездом лауреатам в трамвае... ладно, а вдруг
кому-то из них захочется прокатиться на трамвае? Среди гэймеров романтиков
больше, чем среди уже все повидавших киношников.
Похоже, посерьезнели, хотя все еще по лицам бродят тени
настолько четкие, что я в любом момент могу сказать, о бюджете ли головная
боль, о продвижении НАТО или о свободе продажи оружия.
– Господин президент, – добавил я на всякий
случай, – это мы, простые смертные, глядя на яйцо, можем видеть яйцо. А
вы, господин...или товарищ президент, должны видеть птицу, парящую в небе,
видеть размах ее крыльев, длину клюва и даже блох на перьях! Простой человек
все еще называет это новое искусство по старинке компьютерными играми, хотя
этот птенец уже вылупился, уже разевает клюв и пробует растопыривать
крылышки!.. Словом, чтобы не занимать ваше внимание, я предлагаю назвать этот
новый вид искусства патиципейтом, от латинского слова participate. Патиципэйт
означает участие в чем-то. Все вы помните как совсем недавно появились
видеомагнитофоны, и все оживились, получив некоторую власть над фильмом. Можно
было остановить, чтобы ответить на звонок по телефону, сбегать на кухню за
чайником, прокрутить к началу... Даже смотреть в удобное время для себя
любимого, а не когда это хочет телевидение! А искусство патиципейта дало
зрителю еще больше власти над зрелищем. Человек, который вовлечен в патиципейт,
хватается за сердце и переживает больше, чем при просмотре самого крутого
фильма.
Коломиец посмотрел на меня холодно, но не стал унижаться до
спора с каким-то футурологом, обратился к отцу нации:
– Почему патиципейт? Опять засоряем язык
макаронизмами... Не лучше ли придумать что-то исконно русское?
– А еще лучше – хохляцкое, – добавил Коган с
чересчур серьезным видом. Увидел нахмуренные брови Коломийца, поспешно
добавил, – что на самом деле и есть исконно русское, ибо хохлы – самые
древние русы.
Я пояснил, морщась:
– Лучше бы русское, наш язык велик и могуч, но наш
народец настолько привык плевать на свое и кланяться чужому, что... Вы ж видели
как показали свой уровень питерцы, выбрав для своего города наихудший вариант,
зато пышно-глупо-немецкое – Санкт-Петербург! Так и с новым названием. Боюсь,
что весь мир принял бы русское название, но сама Россия не примет, но именно с
нее должно начаться победное шествие... так что в интересах дела давайте уж
возьмем за основу латынь...
– А не американизм? – спросил Яузов подозрительно.
– Американцы пользуются испорченной основой
латыни, – пояснил я. – Но можно дать в печати пару статей, что
латиняне и есть древние русы. Ведь, как все мы помним, когда Троя с ее
славянским населением пала, в чьем падении сыграл главную роль славянский князь
Ахилл, почему-то принявший сторону греков, то часть троянцев-русов с ее великим
героем Энеем ушла на берега Тибра, где завоевала местные племена, Эней женился
на дочери царя Латина, и тем самым утвердил свою славянскую династию...
Яузов спросил недоверчиво:
– Что, в самом деле так было?
– Да какая разница? – отмахнулся я. – Мы
сейчас решаем, каким быть будущему, при чем тут достоверность прошлого? Россия
– страна непредсказуемого прошлого! Но мы отвлеклись, по глазам вижу, Коган вон
ерзает...
Коган сказал грустно:
– От радости. Это ж иудеи натравили греков на Трою. А
когда там остался один пепел, то кочевники, что сорок лет скитались по пустыне,
не имея возможность прорваться мимо Трои целыми, наконец-то вышли в Палестину и
напали на других ваших предков... Да-да, по Емельянову там тоже жили сплошные
русы.
Яузов поперхнулся чаем. Глаза стали круглыми. Сказбуш
участливо похлопал бравого генерала по спине, но Яузов, похоже, подавился от
открытия, что и вся Палестина, оказывается, была нашей.
Я видел, что разговор опять ушел в сторону, никто все еще не
воспринимает серьезность ситуации,
– Ладно, – сказал наконец Кречет отсутствующим
голосом, – Степан Бандерович, распорядись, чтобы обдумали, подготовили
предложения... Если надо, пусть создадут еще один комитетик. Чтоб нам голову не
ломать, а подмахнуть, не читая.
В тарелках остались одни кости, кое-кому приносили по
второму разу, работа министра тяжелее работы грузчика, наконец подали горячий
кофе, кому-то чай, только Яузов вынужденно цедил смородиновый морс. Кречет
распорядился, чтобы ему подавали только полезное, раз уж не заталкиваем обратно
в больницу.
Яузов обиженно сопел, широкие ноздри подрагивали, хватая
запахи крепкого кофе. В столовой народу многовато, о конкретных деталях лучше
не говорить, хотя здесь телекамеры следят за каждым, и если кто-то хоть
попытается прислушаться к разговору за нашим столом, его мимику запишут, а
психоаналитики подадут рапорт за тремя подписями, что именно тот человек
подумал, зачем подумал, и что думают сами по этому поводу.
