Все мы, владельцы собак, любим их больше, чем абстрактное
человечество, а когда Хрюка с новой игрушкой, я нарочито – после скверика,
конечно, где Хрюка оставляет свою кучку, – делаю круг по улице, где полно
народу. Она подбегает ко всем, кто ей улыбнется издали, показывает ежика,
попищит и бежит дальше, а сзади детский рев: «Мама, и я хочу такую веселую
собачку!»
После неудавшегося переворота на улицах народу стало втрое
больше. Даже в глубинке собирались кучками, спорили до хрипоты,
организовывались разные кружки, а Москва так вовсе бурлила, как кипящий котел.
На Манежной площади в двойном кольце омоновцев как муравьи суетились рабочие,
громыхала техника. Уже поднялось гигантское кольцо двух первых этажей мечети.
Перед кордонами омоновцев бушевал постоянный митинг.
В новостях постоянно шли репортажи с Манежной, по экранам
реяли стяги коммунистов, либералов, казаков, монархистов. Все плечом к плечу,
все одинаково остервенелые, все защищают ту веру, о которую совсем недавно
вытирали сапоги.
Комично, что ряды митингующих поредели, едва стало известно,
что мечеть строят самую большую и богатую в Европе. Все за счет Саудовской
Аравии, Россия не затратила ни копейки. Строители, по нашему совету, в
нарушение здравого смысла, сразу начали украшать первые этажи. Там заблистало
удивительно чистыми красками, такой красоты на Руси со времен Ярослава Мудрого
уже не видели, и ряды протестующих поредели еще больше. Я предложил Кречету
пустить слух из самых достоверных источников, что эта мечеть будет самой
грандиозной не только в Европе, но и во всем мире. Митингующих станет меньше за
счет тех, кто просто хочет видеть хоть что-то в России великое, как память о
самой грандиозной империи всех времен и народов.
На Пресненском валу магазины, похоже, переориентировались
снова: там, где месяц тому еще торговали продуктами, сегодня уже с решетками,
массивной сейфовой дверью. Телекамеры начали подозрительно рассматривать меня
за полста шагов. Ага, сделали оружейным. То ли подсуетились после указа крутого
президента, то ли успели даже раньше: за три дня так не переоборудуешь.
А вот тихий «Гамос» снова ожил: возле дверей образовалась
очередь, словно в советские времена. Явно резко снизили цены, привлекая покупателей.
Правда, очередь еще и потому, что сейчас без трех минут девять, а эти ребята
открываются только в девять...
Когда мы проходили мимо, на нас впервые внимания не
обратили. В двери проталкивался спортивного вида кавказец, подчеркнуто
кавказской внешности: черная бородка, бритая голова, прямая спина сына гор,
презрительное высокомерие к этим русским свиньям. Перед ним неохотно
расступались, он протискивался с видом полного хозяина жизни и здесь, в России,
уже протянул руку к двери, и тут я увидел, как худосочный парень, что стоял в
середке очереди, вдруг сунул руку за пазуху, и на свет появился пистолет.
Парень ткнул черным стволом в бок кавказца. Тот дернулся,
еще не понимая кто посмел потревожить, встретился с бешеными глазами. Парень
прошипел люто прямо в смуглое нагло-красивое лицо:
– Тварь чернозадая!.. Три секунды, чтоб исчез. Иначе,
видит бог, всажу всю обойму.
Среди замершего люда это прозвучало громко и страшно.
Смуглое лицо сына гор вмиг приобрело синюшный цвет. Вытаращенные глаза
уставились на черный ствол. Парня трясло от злости, кавказец застыл, я со
своего места видел, как в его бритой голове лихорадочно мечутся мысли: не может
же этот русский вот так взять и выстрелить! Самого упекут за убийство, все-таки
это не самооборона, а нападение, любой суд влепит не меньше пятнадцати...
В глазах парня появилось колебание, пугливо зыркнул по
сторонам. Кожа на скулах напряглась, выдавая страшное напряжение. Да,
погорячился, но как отступить, когда смотрит столько народу? Это же лицо
потерять... даже у русского появляется лицо, если в руке пистолет с полной
обоймой.
Наступила та страшная звенящая тишина, когда даже воздух
остановился, в нем неподвижно завис падающий листок, не колыхнется. Чувствуя,
что сейчас парень либо нажмет курок, либо с позором отступит, и то и другое
страшновато последствиями, я торопливо сделал шаг вперед:
– Я свидетель, я свидетель! Гулял с собакой, увидел,
как этот бритоголовый наглец набросился на молодого человека, и тот вынужден
был-с, да-да, вынужден-с...
В очереди на меня уставились как на марсианина, но вдруг
кто-то из сообразительных быстро сказал с убежденной веселостью.
– Я тоже видел!.. Кавказец напал первый!
– Ага, – выкрикнул еще голос. – Он... э-э...
напал...
– Самооборона, – сказал еще кто-то
глубокомысленно. – Я свидетель, что этот бандит всех нас хотел зарезать!..
Да что ты парень смотришь? Стреляй! Мы все подтвердим, что этот...
Сразу несколько голосов зашумело, в то числе и женские:
– Бандит!
– Он угрожал нам, я свидетельница!
– Давай в его рылу всю обойму!..
Кавказец исчез, только что был здесь, а тут же на его месте
осталось небольшое завихрение воздуха. Его унесло с такой скоростью, что в
родном тейпе заплевали бы за потерю достоинства.
В очереди весело и раскованно смеялись. Я видел, как
разгибаются спины, а в глазах появляется то давно забытое с принятием
христианства чувство, которое христианство определило как один из семи самых
страшных смертельных грехов – гордость, достоинство.
Даже чересчур быстро, сказал себе трезво. Когда это победит,
когда все будут при оружии и с прямыми спинами, а писаки с носом по ветру,
вовсю изгалявшиеся над желанием иметь оружие, начнут воспевать это ношение, я
уйду в оппозицию. Как бы это массовое вооружение не вышло боком, гордость не
превратилась в надменность, пренебрежение чужим мнением! Впрочем, это потом.
Сейчас куда важнее, чтобы оружие без помех мог покупать каждый, кто не
сумасшедший и не сидел в тюрьме. По крайней мере, не за грабежи.
Поступил я, честно говоря, как мальчишка. В моем возрасте
надо жить умом, а не чувствами. Правда, люди везде ведомы чувствами. Если буду
по уму, то надо на другую планету. Только что поддержал крикунов, что требовали
расправы над кавказцем... просто над наглецом, что пытался пролезть без
очереди. Таких хватает и среди русских или хохлов. Проступок незначительный, за
него даже не оштрафуют. Но... народ жаждал крови.
По сути, я спас шкуру, а то и жизнь кавказцу, русского
уберег от тюрьмы, жене сохранил мужа, а детям – отца. Но на душе все же гадко,
ибо...
Но где же тогда власть народа, если абсолютное большинство
требует ужесточения наказания, смертной казни, а кто-то странный все смягчает и
смягчает? Смертную казнь собираются отменить вовсе? Ведь даже интели, которые
больше всего боятся показаться недостаточно интеллектуально развитыми, в
микрофон говорят об отмене смертной казни, а дома на кухне орут, что всех этих
наркоманов, насильников, бандитов и казнокрадов надо быстренько расстреливать
по суду шариата, а вешать прямо на Красной площади!
