Коломиец спросил непонимающе:
– Почему прискорбно? Это же хорошо, что нет убитых! За
раненых американцы и так крик поднимут! Как бы санкции не ввели.
Кречет зыркнул, будто готовился вогнать в землю по ноздри,
прорычал:
– Черт... Когда же о своих начнете заботиться? Вот она,
рабская российская душонка!
Коган, похоже, догадался первым.
– Это с нашей стороны?
– Да.
Коган присвистнул, спохватился, зажал себе рот:
– Простите. Вот почему в стране нехватает денег на
зарлату шахтерам. А что с американцами? Никто не пострадал?
Кречет покачал головой, глаза его сошлись на одной точке в
середине стола:
– А это как посмотреть. Раненых, к примеру, нет.
– Это... как?
– Не страдают уже.
Черногоров задвигался, улыбка уже давно сошла с румяного
лица, спросил внезапно охрипшим голосом:
– Сколько их было?
– Рота. Элитная часть!
В кабинете словно ударил декабрьский мороз. Я чувствовал,
как меня до костей пробирает озноб. Члены кабинета ежились, переглядывались, но
голов не поднимали, а взгляды скользили по гладкой поверхности стола, как
шайбы, которые беспорядочно перебрасывают друг другу.
Только Коломиец смотрел непонимающе. Я ощутил его взгляд, но
не поднял голову, тогда он провозгласил обиженно, ни к кому в частности не
обращаясь лично:
– Но почему прискорбно?
В холодном морозном воздухе неуместно живо прозвучал голос
Черногорова;
– Получается, что мы волки, а они – овечки. Выходит,
они даже не сопротивлялись. То ли совсем одурели, готовясь всех нас поставить
на четыре кости, то ли наши не дали им и рта раскрыть... Все-таки не козу
прибили, а роту солдат. Не простых – роту элитных коммандос!
В кабинет заглянул Мирошниченко с кучей бумаг. Увидел наши
похоронные лица, попятился, бесшумно и очень быстро прикрыл за собой тяжелую
дверь.
В середине стола на большом дисплее появилось милое лицо
Марины. Голос прозвучал, словно она стояла рядом с каждым из нас:
– Господин президент, командующий базой Севастополя.
Кречет ткнул пальцем в Enter, на экране проступило
расплывающееся пятно, смутно виднелись впадины глаз и рта. Кречет бросил
отрывисто:
– Докладывай!
Голос командующего, в отличие от изображения, звучал четко,
словно генерал стоял навытяжку перед Кречетом:
– Они нарушили границу между украинской частью и
нашей!.. Мы в самом деле предупредили, я могу предъявить пленки, записи. Они не
пожелали ответить, тогда мы, согласно Уставу, приняли меры. А так как это было
не стадо коз, что забрели случайно, то меры были приняты адекватные.
Он слегка отодвинулся, вошел в фокус. На нас с экрана
смотрели чистые честные глаза, лицо скуластое, такими выглядят потомки первых
поселенцев в Сибири, где из поколения в поколения брали жен из местного
населения.
– Понятно, – ответил Кречет тяжело, добавил с сарказмом, –
только не предъявляй пленку с твоим приказом о ликвидации нарушителей! Там
автоматически ставится время.
Он отключил связь, мы молчали, догадываясь, что крымский
генерал просто не дал американцам времени не только на отступление, но даже на
ответ.
Коломиец проговорил, морщась:
– Что дали отпор, оправдано. Но как-то слишком грубо...
Сразу в зубы, даже без ругани? К тому же американцы дерутся только, если
перевес десять к одному. Здесь они явно сдались бы! Что-то не сходится.
Министры обменивались понимающими взглядами. Коломиец просто
отказывается понимать, что руганью обмениваемся уже полста лет, если не больше.
Ярости накопилось столько, что хватит сжечь всю Америку. Наши солдаты смотрят
на их откормленные рожи с бессильной ненавистью, ибо там получают огромные
деньги, там жрут от пуза, там им слава, а своим ругань да плевки, в фильмах да
плакатах рассказывают какие крутые коммандос да всякие там морские пехотинцы,
зеленые и прочие береты.. И какие тупые и слабые русские солдаты, как их любой
Рэмбо побивает пачками.
И когда наметился шанс... только наметился, им тут же
воспользовались.
Яузов, в чьей памяти хранились сотни сектерных кодов, по
памяти постучал по клаве, на экране простипила надпись: 1988, затем карта, а на
нее накладывалось изображение двух военных кораблей, что уверенно перли к
крымскому берегу. Ясно, министр обороны затребовал телепленку того случая, уже
почти забытого...
В 1988 году два военных американских крейсера решили
прощупать оборону разваливавшегося СССР. Вошли в Черном море в наши воды,
двинулись к берегу Крыма. На перехват вышли два наших корабля. Готовые к бою,
они пошли на столкновение.
Борт американского крейсера был проломлен, полностью
уничтожены ракетные установки на палубе, . Но дело не в приличном даже для
американцев ущербе, а в том, что те увидели как русские держали кончики пальцев
на кнопках запуска боевых ракет. От штатовских кораблей остались бы только
мелкие обломки на морском дне. С того дня американские корабли уже не пробовали
щупать оборону Крыма.
До дня сегодняшнего.
Но на этот раз, помня тот случай, бросили пару долларов
Киеву, чтобы заручиться его согласием.
До обеда мы все работали в напряженном молчании. Репликами
если и обменивались, то шепотом, словно в комнате с остывающим покойником. На
обеденный перерыв поднялись тоже непривычно вяло, а за накрытые столы садились
словно по принуждению.
Черногоров и Коломиец начали прикидывать, сколько стран из
входящих в НАТО, заявят протесты или предпримут какие-то акции. Кречет,
поморщившись, бросил:
– Маневры только назывались натовскими. На самом же
деле там была только Америка! Даже не Америка, а только Штаты. Ни Англия, ни
Франция, ни даже Германия не участвовали в этом позорном действии. Там поумнее,
знают, что выгоды никакой, а обозлять русских только для того, чтобы посмотреть
как вчерашние большевики бессильно кусают локти... Да, вы правы, это инцидент
между Штатами и Россией, а не между Россией и НАТО.
Мирошниченко тихохонько подбежал на цыпочках, сунул Кречету
раскрытый микрокомпьютер со сверхтонким дисплеем. Мы видели как на лицо
президента пали двигающиеся цветные тени.
Он всмотрелся, кивком велел Мирошниченко унести. В молчании
поковырял вилкой бифштекс, буркнул после паузы:
– Первый отклик... Один из высокопоставленных чиновников
Белого Дома уже потребовал выдать этого лейтенанта как военного преступника!
Яузов проворчал зло:
– Сами они хрен когда своих отдают! А нашего требуют. С
другой стороны – этот лейтенант перегнул, перегнул... Мало ли что, что мы все
штатовцев не любим. Но вот так кидаться...
