Забайкалов даже не поморщился, непоколебимый как байкальские
скалы:
– Ладно-ладно. Давайте определим, что у нас есть...
гм... ну, у нас много чего есть, как здесь, так и там... но что есть такого,
что можем использовать в ближайшее время.
Они переглядывались, я видел по их напряженным лицам и
ускользающим взглядам, что все думают об одном и том же.
О ядерных чемоданчиках.
Марина в сопровождении двух девушек из столовой принесла еще
кофе, бутерброды. Кречет движением головы велел один из подносов отнести за
дальний столик, кивнул силовым министрам.
Пока они вчетвером отправились обсуждать что-то секретное
или нехорошее, остальные занялись бутербродами, коричневая струя ударила в
чашку Краснохарева, на то он и премьер, остальные растаскивали бутерброды,
только Коломиец, прихватил двуручную ватрушку, с бесцеремонностью человека
искусства отправился за силовиками..
Издали я видел как Сказбуш раскрыл на коленях ноутбук. Из
всех высших чинов он первый освоил этот инструмент, превратив в оружие, у
Когана ноутбук той же модели, но хард побольше, Сказбуш еще обвинил в том, что
в скрытых директориях министра финансов хранятся порнушные геймы.
Яузов и Сказбуш едва отбивались от Коломийца, тот, ястреб на
словах, превращался в зайчика, когда дело подходило к конкретике, но сейчас,
похоже, из зайчика снова стал ястребом, но уже не на стороне Сказбуша.
Одним глазом я, не утерпев, заглянул на экран сказбушевского
ноут-бука. Ядерных чемоданчиков, судя по данным, создана целая серия. По заказу
КГБ. Весили от девятнадцати до сорока килограммов. Один такой чемоданчик может
взорвать Нью-Йорк или Лос-Анджелес. В США тоже созданы такие же, только эти
бомбы назывались рюкзачным вариантом. Штатовцы заявляли, что предназначены
взрывать большие мосты, плотины, дамбы.
– Они же не взорвали у нас! – сказал Коломиец
возмущенно.
– Они и так нас давят как тараканов, – огрызнулся
Кречет. – Еще чуть-чуть, и вся Россия с ее лесами, нефтью, золотом, всеми
подземными потрохами – не зараженными их атомными взрывами! – будет ихняя.
А нам их проклятую страну жалеть нечего. Как говорит наш Виктор Александрович,
слабый имеет право на выбор оружия. А когда слабого собьют на землю и добивают
ногами – может схватиться за палку, нож или пистолет, что попадет под руку.
Посчитав, что меня приглашают к разговору, я приблизился к
их столу, сказал успокаивающе:
– Это всего лишь философское течение. У терроризма
богатая история. Конечно, это чисто русское изобретение. Как квас или лапти. А
теоретическое обоснование князя Кропоткина, Бакунина – все это сделало террор
мощным орудием русских народовольцев. А потом и партии эсеров. Конечно,
применять его можно с известными оговорками...
Коломиец отшатнулся в ужасе:
– Даже применять? Как можно!..
– Идет война, – напомнил Кречет.
– Но... вы же слышали, что подсчитывает наш Илья
Парфенович? Мол, если вдруг какими-то маньяками будет взорвана мощная бомба
прямо перед Белым Домом, то какие, мол, вызовет последствия... Это недопустимо!
– Почему?
– Могут погибнуть мирные люди!
Он сказал твердо, убежденно, как некую аксиому, что не может
быть пересмотрена, и вообще двигаться по тропе цивилизации можно, только
отталкиваясь от этой придуманной Штатами истине.
Кречет побагровел, кулак сжался, но бывший генерал сдержал
себя, только прорычал хмуро:
– Что делать. Воюют не только армии или подготовленные
десантники. Воюют ученые, изобретая новые виды оружия, воюют финансисты, воюют
газетчики и писатели, даже музыканты, что создают новые марши, воюют, воюют,
воюют... В том числе и так называемые мирные граждане воюют своим рублем... то
бишь, долларом. Они оплачивают продвижение НАТО к нашим границам, они голосуют
за жесткий курс правительства, так что эти «мирные граждане» тоже воюющая
сторона. Извини, но по твоей логике надо стрелять только в офицеров, а в солдат
нельзя, ибо они лишь выполняют приказы...
– Да и в офицеров нельзя, – вставил я. – Они
даже дышат только по Уставу и приказам. Как и генералы.
Он посмотрел на меня:
– А в кого же? Сразу в президента?
Я ухмыльнулся:
– А президент... особенно в такой демократичнейшей
стране, как Штаты, всего лишь слуга народа. Избран им, выполнять его волю. Так
что народ и должен отвечать за все.
Это были страшные слова. Я сам ощутил как пахнуло холодком
смерти.
Кречет сказал задумчиво, словно все еще колеблясь:
– Американцы поднимают крик, если кому-то из
соотечественников прищемят пальчик хоть на другом конце света... Это называется
ущемлением американских интересов! Мол, они – высшая раса, их не тронь, а вот
остальных... Но завтра начнется такое, что потеря этого батальона покажется
всей Америке сущим пустячком.
– Что начнется?
– Самое страшное. Для американца самое страшное.
Он смолчал, но все чувствовали, что речь не идет о потере
чести или потере лица, что страшнее смерти для гордого араба, чеченца или русского-мусульманина.
На лице Когана был жадный интерес. Как Кречет собирается
ударить по карману среднего американца?
Забайкалов сказал осторожно:
– С санкциями по поводу лейтенанта Олейника... давайте
не спешить... Я прощупываю мнение официальных лиц в Европе... Гм... Все они,
естественно, осуждают нас за такой зверский инцидент. Обещают даже применить
некоторые санкции... Но с другой стороны, что тоже характерно, все указывают на
свою позицию. Мол, смотрите какие мы осторожные, умненькие и предусмотрительные!
Ни одного француза, ни одного итальянца или испанца, ни одного немца... Русские
не правы, что так грубо, чисто по-русски, но и американцы перегнули, спеша
пройти маршем по Красной площади, чего так хотелось, но не удалось Гитлеру!
Коган спросил настороженно:
– А что за санкции?
– Ну, скажем, посоветуют Памеле Андерсон не посещать
Россию. Или даже рок-звезде Аналфаку порекомендуют ограничиться одним-двумя
концертами в Москве.
Коган подумал, кивнул:
– Пожалуй, эти санкции вытерпим. Правда, божественная Памела...
Ну да ладно, пусть наш Степан Викторович вместо Памелы смотрит на Хвостомаху.
– А это кто? – полюбопытствовал Черногоров.
– Наша собственная... гм... И тоже депутат парламента.
Или она уже в правительстве? Полагаю, Филин Сычевич прав. Надо затягивать, а
потом все затихнет. Или же не до того будет.
Слова были сказаны настолько трезво и жутковато, что в
кабинете словно пролетела смерть в белом саване. Первый Краснознаменный, хоть и
под андреевским стягом... или уже снова под красным, сейчас как раз проходит
Средиземное. Затем войдет в Красное, и всем станет ясно, куда направляется
ударный флот русских.
