Кречет с грохотом обрушил пудовый кулак на стол. Подпрыгнули
чашки, блокноты, Коган едва успел подхватить ноут-бук. Лицо президента было
белым от ярости:
– Эта сраная Русь!.. Какие возможности были! Какие
возможности... И так обгадиться...
Коломиец сказал торопливо:
– Да запрягаем, запрягаем.
– Только вот понять бы, – пробормотал
Сказбуш, – где вожжи, где сопли...
Кречет крякнул, потер ладонями лицо, отряхнулся, словно
выскочивший из воды пес, приходя в себя:
– Ладно, за работу. Теперь понятно, почему все прут в
наши земли, как депутаты в буфет? От России всегда зависела судьба мира. И
сейчас зависит!
В рабочий кабинет Кречета сходились уже привычно, хотя у
каждого вроде бы свой роскошный кабинет, да не только кабинет, а целые здания с
клерками, референтами, помощниками, что заносят хозяину хвост на поворотах, но
Кречет есть Кречет: под его жестоким взором надсмотрщика прямо в его кабинете
горбатятся даже те, кто в своем пьянствовал бы с заместителями да ставил бы
секретарш креветками.
Кречет не перестраивал свой кабинет, доставшийся от
предыдущего президента, а тот в таком же виде получил от генсеков, а те в свою
очередь, мало что меняли по сути в обстановке, доставшейся от русских царей и
императоров. Сами кабинеты больше походили по размерам на стадионы, до
безобразия плотно заставленные мебелью из Эрмитажа, так мне показалось. Все в
золотых рамах, кресла с золотыми спинками, дверные ручки и даже гвозди из
чистого золота... Может быть, даже и не так, но у меня создалось такое
впечатление, а я человек скептический, повидавший мир. На другого это вот все
произведет впечатление, как говорится, вообще неизгладимое.
Ко мне притерпелись, хотя все еще не считают полноправным
членом кабинета. Одно дело специалист по углю или безопасности, другое – нечто
странное «футуролог». Мои жалкие попытки объяснить, что философская бомба может
нанести ущерба больше, чем атомная, вызывали ухмылки и многозначительное
переглядывание. Идиоты, хотя бы вспомнили, как шарахнул по нашей стране
философский снаряд коммунизма! До сих пор страна в развалинах.
Кречет чуть задержался, раздавая указания Марине и
Мирошниченко, а мы в кабинете Кречета стояли группками, беседовали важно и
степенно, не решаясь рассесться в отсутствие хозяина. Все, что в руках,
положили каждый на своем месте: допотопные пухлые папки из крокодиловой кожи,
новейшие ноут-буки, блокноты с вензелями и двухголовыми уродами...
Коломиец в паре со Сказбушем прохаживались взад-вперед под
стеной, откуда строго смотрели великие предки, почему-то начиная с Дмитрия
Донского, поджарого и мускулистого, хотя из любой летописи известно, что князь
был зело дороден и даже на коня взбирался с помощью трех дюжих гридней, и
кончая генералом Громовым, тоже поджарым, мускулистым и с воинственно
выдвинутой вперед нижней челюстью.
Глава 3
Появился Черногоров, министр МВД, низкорослый, живой,
быстроглазый, но очень осторожный в словах и движениях. На каблуках, которые с
каждой неделей становятся все выше, постоянно вытянутый, даже волосы зачесывает
как у Элвиса Пресли, чтобы казаться выше ростом. Бросил на стол папку с
бумагами, хлопнула так, словно взорвалась граната.
Все оглянулись в полной готовности броситься на пол, избегая
осколков. Один Коган независимо уселся за стол, но и он вскочил, когда дверь
открылась, вошел Кречет, высокий и широкий, не по-президентски стремительный,
полный силы, что противниками охотно трактуется как недостаток государственной
мудрости.
– Еще раз всем доброе утро, – сказал он отрывисто
своим неприятным металлическим голосом. – Прошу садиться... Что вы в самом
деле, как школьники? Вон даже наглый Коган...
Правительство осторожно рассаживалось, каждый на свое место,
на Кречета поглядывали с опаской. Хоть и шутнул, но кто знает, не попасть бы
под горячую руку. После неудавшегося переворота вернулся еще злее, по армии и в
верхах прокатилась волна чистки. Неофициальной, но многие уволены, другие ушли
сами, а кое-кто и вовсе исчез бесследно.
Кречет кивнул Краснохареву:
– Как продвигается бюджет?.. Хотя бы вчерне?.. А,
Виктор Александрович! Давненько вас не видели. Чем порадуете в это хмурое утро?
Я развел руками. Видел меня Кречет позавчера, но при нашем
темпе, это, в самом деле, давно. Краснохарев бросил на меня просительный
взгляд, займи пока этого зверя, а я подготовлю бумаги, у меня их тут целый
чемодан, разберусь, я сказал негромко:
– Закон об оружии... Даже не закон, а пока только ваш
указ! Уже действует. Я утром видел, как сегодня один мужик чуть не застрелил
другого. Тот раньше него пытался пролезть к прилавку.
Кречет зыркнул из-под тяжелых надбровных дуг, больше
приличествующих неандертальцу, чем президенту:
– Да вы же ратовали горячее всех за свободу продажи
оружия!.. Вот такая у нас интеллигенция: чуть своего добьется, тут же
поворачивает оглобли. Но меня вы ж убедили? Хотя во все времена правители были
против вооружения народца. Понятно, безоружных грабить проще. Даже те, кто к
власти рвался под лозунгом разрешить свободную продажу хоть пулеметов, тут же
запрещал продажу даже детских рогаток, едва опускал жирный зад в царское
кресло.
Коган оглянулся на кресло Кречета:
– Но вы вроде бы уже опустили...
– Черт... – сказал Кречет уже спокойнее, –
наверное, я все еще чувствую себя в оппозиции к власти. А интересы страны пока
что... пока что!.. перевешивают личные. Да и хорошо знаю, что как только в
какой-либо стране – примеров сотни! – принимали закон о свободной продаже
оружия, то количество преступлений сразу падало в три-четыре раза.
Сказбуш усмехнулся саркастически:
– Я часто бывал по работе в Штатах. Вся их хваленая вежливость
и предупредительность, все их улыбки – это следствие того, что у каждого в
кармане может оказаться заряженный пистолет. Никто никого не толкнет, не
нахамит, не облает. Улыбаются издали!.. А я прошел вчера вечером по Тверской:
ни одного улыбающегося лица! Одни угрюмые рожи, даже у красивых женщин. Да
какие они красивые, если угрюмые?
Коган сказал мечтательно:
– Да, ради этого стоит... Так и запишем: вооружим
народ, чтобы разугрюмить наших женщин.
Сказбуш буркнул:
– Не надо умничать, Сруль Израилевич. Когда у женщины в
дамской сумочке пистолет, она сможет носить юбки еще короче, а декольте глубже.
И никакая пьяная тварь не рискнет свистнуть вслед. А уж протянуть лапы... Такие
быстро протянут ноги.
Кречет сказал:
– А суд присяжных ее тут же оправдает.
Коломиец воскликнул в ужасе:
– Как вы можете... Как вы можете говорить такие ужасные
вещи?
– Вслух, – вставил Коган ехидненько.
