– Меня машины презирают, – сказал он
горько. – Смеются в глаза! Я ж не чайник, хуже – кофейник!
– Ну, это мания...
– Вам хорошо, дружите даже с компьютером!.. Он
слушается. Хотя, честно говоря, я уверен, этот ящик только прикидывается, а на
самом деле вас уже поработил.
– Что есть, то есть, – согласился я.
Горячие струи крепчайшего кофе вливались прямо в мышцы, в
кровь. Я чувствовал как проясняется голова, а приглушенные звуки на кухне
обрели яркость. Девушка стояла на пороге кухне и смотрела на меня с
двусмысленной улыбкой.
Улыбку можно было понять и так и эдак, но я из тех, кто
понимает всегда иначе. Возможно, на моей спартанской кухне видеокамеры спрятать
не так просто, и она наблюдала за мной, чтобы предупредить подругу, если начну
с кряхтением слезать со стула.
– Теперь я что-то да делаю уже и на телевидении, –
сказал Вадим, в голосе креативного директора звучала гордость, почти
гордыня. – Мне кажется, что-то могу сделать и для нашего общего дела!
– Да-да, – согласился я. – Конечно, конечно!
Возможностями надо пользоваться.
А сам подумал, а для какого «общего дела», ибо своим меня
нередко считали самые разные группки, партии, общества, о которых я и не
подозревал, что у меня с ними что-то общее.
– А ты заметил, Вадим, – сказал я
осторожно, – как умело... не скажу, что честно, а именно, умело на твоем
телевидении ведется пропаганда против ислама? Ничего не говорится против, а под
видом объективного освещения событий показывают телевизионные кадры, тоже умело
подобранные, где все эти талибы, муджахеды и прочие мюриды все как один с тупыми
зверскими лицами, бородатые, малограмотные, хоть они и выпускники медресе или
как их там... все одеты в какие-то нелепые тряпки, грязные, потные... Когда это
показывают чистеньким европейцам, которые моют голову ежедневно двумя
шампунями, обрызгиваются дезодорантами, рубашку одевают только выстиранную и
выглаженную... словом, реакция западного человечка предсказуема.
Вадим, кивнул:
– Верно, но что здесь не так?
– А то, что вспомни первые общества христиан! Это как
раз и были неграмотные, грязные, ограниченные люди в сравнении с просвещенными
иудеями, в среде которых христианство и возникло. Ортодоксальные иудеи
внимательно и терпеливо слушали косноязычные объяснения христиан о своей вере,
пробовали дискутировать, но верующие христиане первыми в мире применили метод,
который потом взяли на вооружение коммунисты: кулаком в рыло этим умникам! Кто
не с нами, тот супротив нас! Нечего рассуждать да умничать – надо верить!..
Верить, а не допытываться!!!
Еще нелепее выглядели эти нищие, неграмотные и крайне ограниченные
люди в богатом и просвещенном Риме, где пышно цвела литература, ставились
спектакли, поэты устраивали состязания, а литературные премии наряду с лавровым
венком включали еще и мешки с золотыми монетами. И что же? Эти первобытные
христиане, на которых с отвращением смотрел весь цивилизованный мир, сокрушили
эту цивилизацию, сожгли библиотеки, перебили ученых, а знаменитую математичку
Гипатию разорвали на части только за то, что женщина посмела заниматься наукой.
Ну, точно так же, как исламисты требуют женщин убрать из университетов и
загнать под чадру. У христиан героями стали подвижники, которые по двадцать лет
не мылись, не стригли ногти и волосы, а вместо красавцев атлетов образцами
стали юродивые, калеки от рождения, сумасшедшие! Еще не понял, к чему это я?
Он вздохнул:
– Понял, как не понять. Ислам сейчас в таком же
положении, как молодое энергичное христианство в те века. Но Запад сейчас более
организован, чем Древний Рим и просвещенная Иудея. У него есть не только
технические средства, но и тысячи высокооплачиваемых психологов, которые ломают
головы как расшатать ислам. Как закинуть в души исламистов грязного червячка...
ну, не буду перечислять ту дрянь, что способствуют возникновению западных
ценностей.
Девушки заботливо расставили на крохотном столике рюмки,
Вадим разлил коньяк. Он уже знал, что я, хитрый и непьющий, но одну опрокину за
компанию, для моего веса это что слону дробина, пусть сосуды расширяет, а эти
изысканные ломтики стерляди, лосося – это все Вадим, мои домашние не станут переводить
добро на человека, который за компьютером не видит, что гребет в пасть.
Вадим почокался со всеми, странный русский обычай, осушил
одним глотком, а вместо закуски, тоже чисто по-русски выдохнул и посетовал
сокрушенно:
– Вы правы, Виктор Александрович... На телевидении, как
и в жизни, каждый тянет в свою сторону. Когда смотришь как актер
разглагольствует, как он сыграл Наполеона, как вложил в его образ свое
понимание, свою гениальную личность, какие оттенки придал образу, то сразу
понимаешь, что какой там Наполеон, вот он величайший человек всех времен и
народов – актеришко, сыгравший Наполеона! А телевизионщики, заполучив
телекамеры под свой контроль, теперь говорят только о себе, снимают о себе
фильмы и сериалы, дают интервью, рассказывают о своих задумках, своем великом
творчестве, а телепередачи прерывают, чтобы показать свои портреты или
мини-клипы с собой, умными, красивыми и самыми великими людьми, которыми мир
должен восторгаться и целовать их в задницы, потому что именно они, судя по их
сериалам, самые мудрые отважные и справедливые люди на свете!
Я кивал, а что сказать, если он с жаром мне доказывает то,
что я сам вдалбливал в его голову год тому? Да, общий уровень не снизился, а
рухнул. В газетах и журналах вместо статей о творчестве вообще предпочитают
брать интервью, ибо умную статью надо уметь написать, а в интервью можно
задавать длинные вычурные вопросы, чтобы образованность свою показать, о себе,
великом и мудром рассказать, а для ответов можно вовсе не оставлять места.
Девушки чинно ели бутербродики, чересчур чинно, смотрели
блестящими глазами. Одна решилась вставить:
– Все-таки вы чересчур круто... Все-таки надо быть
добрее. И прощать людям их недостатки.
Говорила она хорошо, умненько. Чувствуется высшее
образование. Когда человеку в течении шести лет вдалбливают глупости,
спрашивают на экзаменах, ставят отметки, то потом уже сам человек держится за
эти глупости, потому что они как бы отделяют его от «простых», непосвященных,
недоросших. Тот же комплекс что и у дворян, коренных москвичей или негритянских
экстремистов.
Вторая добавила так же заученно книжно:
– Прощать даже причиненное ими зло!
Вадим смолчал, я тоже молчал, любуясь ее свежей молодой
кожей, сияющими глазами, ровными красиво посаженными зубками, а когда сообразил,
что ждут как бы подтверждения, похвалы их заученному до мозга костей знанию, то
пророкотал в стиле Забайкалова, старого мудрого филина:
– Я предпочитаю не лицемерное всепрощение, а старую
заповедь: око за око, зуб за зуб, кровь за кровь. Ведь если я прощу человека,
выбившего мне глаз, он утвердится в своей безнаказанности, не так ли? Выбьет и
второй. А потом пойдет крушить зубы, пускать кровь направо и налево! Да и
другим пример. А если я в ответ за свой глаз вышибу ему его собственный, он еще
подумает, стоит ли рисковать вторым. Да и другим предостережение... Не так ли?
