Выругавшись, Иуда сунул пистолет в кобуру:
– Да черт с тобой!.. Вставай, разлежался!
Террорист поднялся, отряхнул пыль. Глаза его исподлобья
изучали израильтянина. Неожиданно спросил:
– Ну и что же не выстрелил?
– Размечтался, – ответил Иуда зло, сейчас уже не
понимая, почему, в самом деле, не нажал курок.
– Нет, а все-таки? Ты не просто жид пархатый, а ты ж
прямо из Америки! Это ж видно и по твоей гадкой коже, не знавшей нашего солнца,
и по одежде, и по говору... Ты должен был стрелять.
Иуда зло выкрикнул:
– Сам знаю!.. Черт, нет, не знаю... Морда твоя арабская
слишком противная, вот и не стал. Не захотел такую тварь радовать. Ты ж вот уже
в штаны намочил от счастья, что ты такой благородный, а я возьму и выстрелю!..
Запятнаю то, чего нет, и что вы, дикари, зовете честью.
Террорист нагло захохотал:
– Ну, так и стрелял бы!
– Да? А потом?
Террорист спросил насмешливо:
– Что потом?
– Тебе хорошо, ты будешь дохлым, а мне-то жить?.. И
буду хоть изредка... большего не заслуживаешь, вспоминать, что сволочная
арабская морда могла убежать, но в дремучее благородство поиграть восхотелось,
а я играть не стал!
Террорист захохотал еще громче, израильтянин растерян и
сконфужен, даже руки дрожат, не найдет им места. Явно, когда вернется, побежит
к психиатру. К психоаналитику. Они все там помешаны на своем здоровье. А
психоаналитик снова объяснит, что все люди от обезьяны, у них одни инстинкты, и
потому надо жить по этим самым рефлексам, а не по каким-то диким понятиям...
Террорист , похоже, неожиданно для самого себя, спросил:
– А ты, правда, червяк белокожий, прямо из Америки?
– Правда, – буркнул Иуда. – Только не из
Америки.
– А откуда?
– Из России, будь она проклята!
Они уже расходились, все еще держа друг друга взглядами, как
на перекрестье прицелов. Террорист крикнул уже издали:
– За что ты ее так?
– Что стал таким придурком!
Глава 31
С утра в небе со стороны израильских укреплений показалось
облачко, но не достигло зенита, растаяло бесследно. Фаттах, большой знаток
примет и нравоучений, заявил, что облако предвещает беду для израильтян, на что
Хызмет, еще больший знаток и вечный оппонент, возразил, что если облачко
растаяло, то беда израильтян все же не минует.
Юсуф слушал с брезгливостью. Все в руке Аллаха, он в любой
момент может переменить все знаки на небе, и то, что вчера предвещало беду,
сегодня может означать удачу. Потомок старинного рода, он получил образование в
Гарварде, но как гласит мудрость предков, хотя в не ту среду попал кристалл, но
растворяться в ней не стал: кристаллу не пристало терять черты кристалла. Юсуф
и с дипломом престижного Гарварда остался правоверным мусульманином, а жизнь
среди погрязших в скотстве полулюдей, лишь укрепила в правоте пути,
начертанного Аллахом, да будь благословенно имя его ныне и во веки веков.
Здесь и по ту сторону его знали как самого беспощадного из
мюридов, жестокого и бескомпромиссного командира лучшего из отрядов федаинов.
Он не знал поражений, израильтяне за его голову назначили огромные деньги, но
Юсуф не зря учился в США и побывал в Европе: он знал, как мыслят эти полулюди,
и успешно обходил все ловушки и западни. За ним тянулся след из расстрелянных,
за ним горели дома и посевы кибуцев, а израильские вдовы горестно вздымали руки
и сотрясали небо воплями, взывая к своему жестокому Яхве.
Сейчас они втроем лежали в укрытии, далеко выдвинувшись впереди
своих позиций. Фаттах старательно осматривал в бинокль все подозрительные
места, темные пятна, Хыкмет больше следил за кружащимся орлом в небе, по
движению крыльев стараясь угадать, что предвещает им день.
Юсуф просто лежал, как он считал, ни над чем не ломая
голову, сливаясь с этим миром, впитывая вспотевшей гимнастеркой на спине
солнечный жар, чувствовал себя сыном этой скудной выжженной земли, некогда
богатой лесами и реками, но пришли проклятые иудеи со своими козами, те выбили
копытами даже корни трав, и вот теперь пустыня, знойные ветры перемещают горы
раскаленного песка, засыпая последние оазисы. Только и радости, что накроет
заодно и проклятые земли проклятого Израиля, где живут проклятые иудеи...
В нагрудном кармане негромко звякнуло. Юсуф, не глядя,
тронул пуговицу, прозвенел тонкий голос:
– Юсуф, это Абдулла. Горестная весть, доблестный Юсуф,
взмахнула над нами крыльями...
– Что стряслось?
Голос мялся, сквозь тонкую ткань гимнастерки рвались
настолько слабые звуки, что Юсуф в нетерпении выудил двумя пальцами сотовый
телефон, последняя модель, размером чуть больше зажигалки:
– Говори громче! Что стряслось?
Из крохотной мембраны донесся все такой же слабый голос,
тонкая ткань гимнастерки не виновата, растяпа в самом деле мямлит и мнется:
– Юсуф, моих людей больше нет.
– Что? Повтори!
Далекий голос стал громким, словно человек стоял рядом,
теперь Юсуф ясно слышал ярость и сдерживаемые слезы:
– Весь отряд погиб. Мы выполнили все, склад взорван, но
на обратном пути попали в засаду. Это были люди Иуды Бен-Йосефа... Надеюсь, мы
дали им бой, достойный мужчин. Когда я уходил, меня преследовал только один
уцелевший израильтянин. Это был сам Иуда...
Юсуф задохнулся от приступа слепой нерассуждающей ярости.
Голос что-то бубнил о коротком бое, где наверняка погибли все израильские
солдаты, теперь в проклятой стране будет женский плач и причитания, но Юсуф с
такой силой вдавил кнопку «NO», что внутри коробочки затрещало.
Хыкмет воскликнул встревожено:
– Велик Аллах, что с твоим лицом?
Юсуф, не отвечая, отполз назад, добрался до мелкого
окопчика, бегом вернулся в расположение своего отряда. Бойцы нехотя поднялись
при его появлении. Сброд, где на одного истинного борца по трое мерзавцев,
которые не умеют и не хотят работать. В Сопротивлении тоже не блещут, предпочитая
ходить подальше от окопов, обвешанные оружием с головы до ног, куражиться над
мирными жителями, требуя, чтобы им, как проливающим кровь в борьбе с проклятыми
иудеями, оказывали особые почести.
– Где тот проклятый иудей? – прорычал Юсуф. –
Которого захватили вчера?
Один из бойцов, Абдул, проронил небрежно:
– Там, связанный. Ждет, когда обменяют.
– Обменяют? – рыкнул Юсуф. – Кто сказал,
обменяют?
Абдул наконец увидел в каком состоянии их командир,
вытянулся, сказал уже четче:
– Ему сказали, что выменяют на двух, а то и троих наших
братьев, что томятся в израильских тюрьмах.
