Лицо капрала было несчастным. Не доходя с десяток шагов до
Юсуфа, остановился вовсе, переложил белый флаг в левую руку, отдал честь. Голос
дрожал как у козы матери Али-Бабы:
– Мой командир, Иуда Бен-Йосеф, приглашает Юсуфа ибн
Бен-оглы... на свою свадьбу. Свадьба состоится через час в его блиндаже.
Юсуф, что уже клял себя за глупость: ишь, сдуру поддался
неясному порыву, сказал надменно:
– Но я, как сын шейха, могу придти только в
сопровождении четырех мюридов. Иначе мой ранг будет унижен.
Он надеялся, что капрал тут же откажется, или же помчится
докладывать командиру, а тот ответит отказом, но капрал переступил с ноги на
ногу, сказал упавшим голосом:
– Иуда Бен-Йосеф... сказал, что примет Юсуфа ибн
Бен-оглы... с его людьми.
Юсуф удивился:
– Откуда ты знаешь? Ты не в том чине, чтобы решать
такие вопросы!
– Мой командир знает ваши обычаи. Он сказал, что если
ты придешь, то только с четырьмя мюридами, не меньше.
Юсуф буркнул:
– Значит, принимает?... О, шайтан... Ладно. Мы будем
через четверть часа. Надеюсь, вы встретите нас пулеметными очередями.
Глаза капрала полезли на лоб. Он откозырял, попятился, еще
раз откозырял, лишь затем повернулся и пошел обратно с неестественно
выпрямленной спиной, словно все время ждал выстрела в спину.
Не понимают, подумал Юсуф с презрением. Не понимают, что он
сказал всерьез. Ибо если они, израильтяне, расстреляют его и мюридов, то позор
и проклятие падет на их головы. Весь арабский мир узнает о новом бесчестном
поступке израильтян, убедится в их подлости и коварстве, и тысячи новых борцов
станут под зеленое знамя ислама. Вместо погибшего Юсуфа поднимутся сотни
беспощадных Юсуфов!
Через полчаса из блиндажа вышли пятеро, взбежали на бруствер.
Юсуф запретил брать в руки белый флаг, там и без того знают, пошли спокойно и
уверенно прямо на точку, откуда все эти дни бил крупнокалиберный пулемет.
Он был в легкой форме, руки голые по плечи, на поясе кобура
с пистолетом, кинжал в ножнах. У мюридов на поясе только кинжалы, но
драгоценные камни сверяют, за каждый можно купить виллу во Флориде, а за
булатный клинок – небоскреб в Нью-Йорке, если бы правоверных интересовали эти
помойки.
Солнце светило им в спины, израильтяне скорчились у
пулеметов, держа всех в прицеле. От подлых арабов можно ждать любой провокации,
любого трюка, надо предусмотреть все.
Они шли на фоне беспощадно синего неба, пятеро в одежде
цвета горячего песка. Темные от солнца, высушенные как саксаул, прокаленные
зноем и горячими ветрами, способные как ящерицы зарываться в горячий песок и
часами подстерегать добычу.
Он чувствовал все нацеленные ему в грудь стереотрубы,
бинокли, даже оптические прицелы, потому шел особенно прямо, гордо, с
достоинством наследника не только несметных богатств этой благословенной
Аллахом страны, но и наследника бесчисленного поколения воинов Аллаха.
Навстречу вышел младший командир, отдал честь. Юсуф небрежно
отмахнулся, то ли козырнул, то ли послал к шайтану, нахмурился, но из далекого
укрытия вышел высокий человек со знаками различия командира участка. По тому,
как стоял, Юсуф уже понял, кто вышел его встретить, и, не сбавляя шага, пошел к
Иуде Бен-Йосефу.
Они остановились друг напротив друга, оба не только в
одинаковой униформе защитного цвета, в которой где ни пади в пустыне, не
увидать не только с самолета, но даже с трех шагов, но и одинаково поджарые,
мускулистые, прокаленные солнцем.
Так вот он каков, Леопард Пустыни, мелькнула у Юсуфа
смешанное чувство вражды и восхищения. Израильтянин высок, широк в плечах, но
сухощав, без единой капли жира, мышцы тугие, покрыты темной от знойного солнца
кожей. Глаза темные как спелые маслины. Его приняли бы в любой арабской семье
за своего, он даже напомнил Юсуфу его старшего брата, что командует сейчас
эскадрильей истребителей в западной части Ирака.
Он смотрел в эти темные глаза, там было странное выражение
сдержанного изумления, словно израильтянин предпочел бы увидеть смердящего
дракона, а сейчас ищет и не находит слов вражды.
Юсуф некстати вспомнил, что великий Ибрахим, гадко именуемый
иудеями Авраамом, был отцом как Исаака, прародителя иудеев, так и Исмаила, от
которого пошли арабские народы. Только матери у них разные: у Исаака – старая и
безобразная жена Авраама, а у предка арабов – прекрасная молодая Агарь, служанка
в доме общего прародителя, который дал хилую ветвь этих недочеловеков.
Он ощутил прилив горячей крови в сердце, вспыхнувшую
яростью, и снова ощутил, что готов убивать этих проклятых хоть голыми руками,
убивать их женщин, детей, рубить виноградники и топтать посевы.
Израильтянин поднес руку к виску, сказал сильным
мужественным голосом:
– Я счастлив, что столь великий воин, известный во всем
мире, почтил мою скромную свадьбу своим присутствием!
Он отнял руку от виска, его ладонь пошла вниз, чуть медленнее,
чем ожидалось от такого быстрого в движениях офицера, и Юсуф, чьи мозги
работали так же быстро, как и пальцы, передергивающие затвор, уловил
предложение, даже не предложение, а только намек, тень от намека, метнул свою
ладонь навстречу. Их пальцы встретились, офицеры с той и с другой стороны
услышали сухой щелчок, словно столкнулись две деревяшки.
Из блиндажа выскочил молоденький капрал, в руках
фотоаппарат. Иуда, быстро взглянув на Юсуфа, сказал коротко:
– Не снимать!
Юсуф понял, это для него, с усилием улыбнулся:
– Какая свадьба без фото на память? Пусть мальчик
снимает... Я рад приглашению на свадьбу столь отважного воина, чье имя знает
каждый араб и каждый израильтянин, Я расскажу о нашей встрече своим внукам, и
они будут гордиться своим дедом.
Капрал светился, едва не повизгивал от усердия, щелкал
затвором, крутился у ног, понимая, что за эти бесценные кадры ему любой
газетный магнат любые деньги выложит и в зад поцелует,
Иуда сдержанно поклонился:
– Спасибо. Прошу тебя, отважный воин, и твоих отважных
спутников в мой блиндаж.
Юсуф ощутил неприятный холодок, в блиндаже могут повязать
как котят, это же какой подвиг, за это можно звание получить, дочь банкира не
просить, а требовать... но усилием воли растянул замороженные губы в улыбке,
шагнул к тщательно замаскированному входу.
Иуда, уловив заминку, предложил:
– Можно оставить одного-двух твоих людей здесь.
– Зачем? – насторожился Юсуф.
– Они могут нести охрану вместе с моими. И сменяться
через каждые четверть часа. Или как велишь.
Юсуф, такой же быстрый на решения, кивнул:
– Фаттах, Хыкмет!.. Оставайтесь здесь. Да не потревожит
свадьбу никто из чужих!
