Полковник переводил выпученные глаза с израильтян на арабов
и обратно. Все с автоматами, ноги на ширине плеч, руки за спиной, держатся
спокойно, но... арабские террористы? Рядом с солдатами Иуды Бен-Йосефа, самого
лютого врага арабских бандитов?
– Что?.. Что охраняете?
– Блиндаж.
– Но...
– В блиндаж, – сказал сержант вежливо, но
твердо, – велено никого не допускать.
Полковник все еще не находил слов, хватал ртом воздух, глаза
выпучились, он смотрел на солдат, что вовсе не стреляли в арабов, не бросались
их вязать, не били по головам, а стояли бок-о-бок, ноги на ширине плеч. Но
пальцы всех пятерых, в том числе и федаинов, близко к оружию, очень близко....
Он наконец обернулся к своим, сказал осевшим голосом:
– Никто не делает лишнего движения. Я сейчас разберусь.
Кто отдал приказ, не пропускать дальше?
– Иуда Бен-Йосеф.
Полковник взглядом указал на арабов, страшась ткнуть в их
сторону пальцем:
– А кто эти люди?
Сержант ответил весело, даже чересчур весело, каждому
солдату сладко на душе, когда видит, как начальство ляпается в пыль, да еще
ворочается там, не в состоянии подняться:
– Это гости. Они прибыли с Юсуфом, ....
– С... с...
Он не мог выговорить, горло перехватило, и солдат, едва не
заржав как молодой конь, пояснил громко:
– Юсуфом ибн Бен-оглы...
– Тем... самым...
Сержант ликовал, да и остальные млели, впитывали каждое
слово, каждый жест полковника и остальных жирных, не тронутых нещадным солнцем
пустыни. Остальные, это проклятые арабы и – о, какой позор! – правоверные
иудеи вместе с арабами нагло ухмылялись, видя его растерянность. Сейчас всех
пятерых можно было различить только по нашивкам, а гнусные рожи у всех пятерых
одинаковые.
– Юсуфом ибн Бен-оглы, – подтвердил
сержант. – Грозой Синая, мечом Аллаха, щитом сирот... Они сейчас с Иудой и
другими гостями отмечают бракосочетание.
Полковник не успел слова сказать, как банкир заревел как
лев:
– Никакого бракосочетания! Я не позволю!
Он бросился вперед. Полковник замер, минута страшная, тем
более, что слепой от ярости банкир налетел на араба, тот устоял, банкира тут же
перехватили двое израильтян, а араб деликатно посторонился, хотя было видно как
хочется врезать по жирной белой роже. Судя по лицам израильтян, у них было
смешанное чувство словно сами не прочь, только вот чтоб сами, а не иноверец.
Банкира оттащили, а сержант объяснил:
– Мы выходим дежурить по очереди. Нас все-таки мало...
Араб взглянул на часы, посмотрел вопросительно на сержанта.
Часы у араба «Ролекс», чертовы нефтяные шейхи, сержант проглотил ругательство,
сказал с неохотой:
– Рано. Еще пять минут.
Араб вздохнул, покосился на укрытие. Теперь стали слышнее
голоса, кто-то запел, но только и понять, что голос мужской, сильный, чуть
хрипловатый, словно прокаленный знойными ветрами.
Полковник проговорил, сдерживая ярость:
– Я приказываю немедленно вызвать Бен-Йосефа. Это
приказ!
Сержант развел руками:
– В этих условиях я выполняю приказ Бен-Йосефа.
– Я старше по званию! Я велю выполнять мой приказ.
Сержант ответил почтительно:
– Господин полковник, вы, когда успокоитесь, увидите,
что надо было выполнять приказ Иуды Бен-Йосефа. Хотя я вас, конечно же,
понимаю...
Он бросил выразительный взгляд на банкира, и полковник ощутил,
как его снова опалило жаркое солнце, а по спине побежала уже не струйка пота, а
целая река. Эти наглецы, конечно же, сразу поняли, почему с ним этот штатский.
Наверняка знают, что за девушкой погоня. Чувствуют, сволочи, что он прогибается
сейчас не только из-за нарушения дисциплины, будто видят, сколько акций он
приобрел и сколько получил сегодня лишь за то, что его проведут по следам
сбежавшей дочери.
– Вас ожидает военно-полевой суд, – проговорил он
хрипло.
– Это потом, – ответил сержант. – Но сейчас вам
лучше подождать. Через пять минут... уже через три, нас сменят, а мы вернемся
на свадьбу. И скажем о вашем прибытии.
Про свадьбу он сказал с явным удовольствием, стрельнул
карими глазами в сторону взбешенного банкира. Араб, что стоял рядом и слушал
каждое слово, что-то сказал ему вполголоса на незнакомом языке.
Израильтянин выслушал, кивнул. Банкир спросил взбешенно:
– На каком языке они бормочут?
– На русском, – ответил полковник нехотя.
– На русском? Откуда здесь русские?
– Один эмигрант, а второй, судя по всему, учился в их
лагерях, – процедил полковник неохотно. – Террористов готовят под
Брянском. Вот и снюхались...
Израильтянин посмотрел на него остро, полковник прикусил
язык. Этот израильтянин вызвался добровольцем на самый опасный участок, был
ранен, но остался в окопах, и при любом столкновении комиссия при кнессете
встанет на его сторону в случае разбирательства.
Банкир, словно учуял падение духа полковника, прорычал:
– Ладно, подождем. Уже минута.
Араб посмотрел на свои часы:
– У меня швейцарские. Еще две с половиной минуты. А
вашим часам, уважаемый, недостает двух камней.
– Двух... камней? – опешил банкир. – Каких
камней?
– Крупных, – пояснил араб. – На один положить
часы, другим... прихлопнуть.
Из блиндажа выскочил взмыленный Хаим. Глаза выпучены,
воротник расстегнут, на плече дешевая любительская телекамера, но Хаим знал,
что зарабатывает свой миллион, и что потом будет ездить на кадиллаке и плевать
на полковников всей израильской армии, даже на генералов, потому бросился
навстречу, завизжал:
– Стойте так!... Теперь поверните головы во-о-он в ту
сторону! Полковник, что вы скажете о свадьбе доблестного Иуды Бен-Йосефа?
Полковник, что было приосанился перед объективом, ощутил как
глаза сами вылезают из орбит, а голос переходит в рев разъяренного зверя:
– Какая... мать-перемать... свадьба? Я вас всех под
военно-полевой суд!..
– О господи, – вздохнул Хаим, – полковник, мы
уже не в России.
Полковник набрал в грудь воздуха для мощного рева, который
должен смести все как сухие листья ураганом, но поперхнулся, ибо сзади
раздались голоса, земля зашелестела, словно обвалился край окопа, из-за
поворота выбрел человек, которого меньше всего ожидали здесь увидеть;
измученный ребе в черном, под рукой толстая книга, из-под черной шляпы свисают
длинные пейсы, странно и дико увидеть традиционного иудея в самом
простреливаемом окопе.
