– У микрофона адмирал Плотников.
Стоун сказал резко:
– Говорит командующий американским флотом. Ваши корабли
находятся у нас на пути. Я должен заметить, что вы избрали несколько странное
место для остановки. Это самое узкое место залива.
Он остановился, давая русскому ответить, но тот молчал
долго, очевидно полагая, что если вопроса не было, то и говорить нечего, потом
все же ощутил, что он него чего-то ждут, прокашлялся и пробасил:
– Ага.
Стоун подавил вопль ярости, медленно подумал, спросил почти
ровно:
– Что за странное слово, которого нет ни в одном
словаре?
– Говорю, – послышался голос, – что мы там
стоим.
Стоун взорвался:
– Я требую немедленно убрать ваши корабли!
В каюте повисла напряженная пауза. Все застыли,
прислушивались. Из динамика не доносились даже привычные для аппаратуры
прошлого поколения шорохи и щелчки атмосферных разрядов. Затем прозвучал тот же
голос, в котором не осталось и следа от ленивого славянского добродушия:
– Командуй холуями, что вступили в НАТО. Понял, дурак? А
мне еще раз гавкни таким тоном, я от всех твоих скорлупок только пар оставлю!
Щелкнуло, словно на том конце связь оборвалась ударом
кувалды по пульту, основного средства работы русских.
Стоун отшатнулся, словно этой самой кувалдой получил в лоб.
Офицеры вытянулись, страшась даже посмотреть друг на друга. В напряженной
тишине Стоун выдохнул:
– Да он... он сумасшедший!
Пальцы его шарили по мундиру, наткнулись на выпуклость в
нагрудном кармане, там коробочка с лучшими в мире релаксантами, но из-за
офицерских спин неслышно выступил главный корабельный психоаналитик, с
готовностью положил обе ладони на затылок командующему, погладил, снимая
стресс:
– Да, древние говорили, что люди делятся на три рода:
живых, мертвых и находящихся в плавании... Так вот плавание способно сдвинуть
сознание. Безбрежные океанские просторы, оторванность от семьи, секса,
привычных ориентиров...
Стоун проговорил сипло:
– Но это у нас, людей... Однако славяне? Эти грубые
варвары, эти дикие натуры... Я должен доложить Белому Дому!
Голос психоаналитика журчал как ручей в зале релаксации:
– Сперва надо успокоиться. К тому же в Белом Доме
переложили решение на вас. Так, как и у русских, перекладывают на кого угодно.
Так что сперва успокойтесь, посмотрите на вещи трезво.
Через час оператор снова связался с русскими кораблями. На
этот раз командующего русским флотом отыскать так быстро не удалось, словно тот
сам таскал уголь из трюма в кочегарку, или на чем там ходят эти русские. Голос
его был усталый, запыхавшийся:
– Командующий флотом адмирал Плотников. Кто говорит?
– Командующий американским флотом, – ответил четко
Стоун, делая ударение на могучем слове «американский», – адмирал Джон
Стоун. Мой флот движется в направлении пролива. Похоже, вы намеренно
загораживаете нам путь. Я требую немедленно убрать ваши... корабли!
После паузы угрюмый голос русского адмирала прорычал:
– А тебя как послать: сейчас или по факсу?
– Что-что? – не понял Стоун. – Повторите!
Он косился на лингвистов, тех трясло, они покрылись
испариной, пытаясь в считанные секунды дешифровать алогизмы языка из Старого
Света, беспомощно разводили руками: русский язык труднее скифского.
– Я повторю, – донесся голос русского генерала.
Экран был темен, Стоун пожалел, что у русских нет такой компьютерной техники,
чтобы позволяла видеть лица. – Так повторю, что никто тебе больше не
повторит...
Стоун наконец понял, потребовал зло:
– Немедленно уберите корабли!..
Русский адмирал ответил устало и невозмутимо:
– Я ж сказал, здесь и без сопливых скользко. Перевожу:
вы здесь не пройдете.
– Мы должны пройти, – настаивал Стоун. – У
нас задание!
– Тогда тащите волоком, – посоветовал русский
адмирал. – Мы ведь когда-то таскали... Из варяг в греки, кажется.
Стоун наконец уловил недобрую нотку, что явно отвечает за
издевательство, прорычал и сам в ответ:
– Мы пройдем! Пройдем. У нас вдвое кораблей, в полтора
раза больше самолетов. У нас есть обязательства перед Кувейтом...
Плотников перебил:
– Кувейт с нами. Вас туда никто не звал.
– У нас договор о взаимопомощи...
Плотников проговорил с чувством невыразимого счастья:
– У вас был договор. Шесть лет назад срок договора
кончился! Если хоть один из ваших кораблей сдвинется на метр... нет, на дюйм,
видит ваш бог, наши корабли ответят хар-р-рошим ударом! Я уже отдал приказ.
– Вы не посмеете!
– Увидите. Вашей нации гомосеков пора дать урок.
Стоун в ярости метался по огромной каюте. Командиры кораблей
вытянулись как шесты, замерли, страшились дышать. Ветеран вьетнамской войны,
сын ветерана корейской, внук ветерана Второй мировой, он задыхался от гнева и
унижения. Впервые кто-то осмелился преградить ему дорогу! Не ему, а
американскому флоту, самому сильному в мире, кто-то осмелился преградить дорогу
самой Америке!
Патриот старой школы, он чувствовал, как ярость мутит
рассудок, с трудом заставил себя дышать тяжело, остановился у стола, опустил
тяжелые кулаки на столешницу.
– Что скажете, господа офицеры?
Их красивые мужественные лица, прокаленные морским солнцем,
чисто выбритые, освеженные лучшим одеколоном, поворачивались за ним, как
подсолнухи за солнцем. Подбородки обработаны бритвой Жиллет, что лучше для
мужчины нет, а безукоризненно гладкая кожа к тому же обработана лосьоном Деним,
тоже лучшим в мире, все рослые, мускулистые, взращенные на витаминах и
протеинах. Стоун раньше встречался с русскими моряками, бывал на их кораблях, и
всегда с удовлетворением отмечал, что его офицеры и покрепче, и одеты лучше, а
уж по выбритости и шику их с русскими сравнивать нельзя. Ни в одном кабаке у
русских нет шансов, когда входят его моряки. У русских просто нет шансов.
Профессор Ассгэйт, глава корпуса психоаналитиков, в молчании
выслушал доклады своей команды, самый младший из которых, в ранге доктора наук
подспудных инстинктов, помрачнел, отпустил кивком.
Стоун погрузился в кресло для расслабления, двое массажистов
разминали ему плечи, а медик взвешивал на аптечных весах морковку, чтобы
адмирал получил необходимые организму каротины, но не получил лишних калорий.
– Ничего не скрывайте, – посоветовал Стоун, не
открывая глаз. – Все равно наш флот намного сильнее. Я знаю, чтобы мы
способны уничтожить русских. Потому говорите все, как есть. Для меня не будет
никаких неожиданностей.
