Внизу, прямо за мраморными ступеньками, застыли автомобили.
Все черные, внушительные, разных марок, в одном из них даже дверца приоткрыта.
Я ожидал увидеть торчащие ноги водителя, они почему-то все сразу впадают в сон,
едва машина останавливается, но за рулем, как и в салоне пусто...
Будь я, в самом деле, подозрительным человеком, я бы
чего-нибудь да заподозрил, а так, авось, не взорвусь, перебежал через открытое
место, распахнул дверцу шире, ввалился головой вовнутрь. Что-то треснуло, то ли
по мне выстрелили и промахнулись, то ли хрустнула коленная чашечка.
Мотор запустился сразу, послушныйи мощный. Я его почти не
слышал, мои руки хватали рычаги, ступни топтали педали, кое-как развернулся,
подогнал к крыльцу. Стелла не стала ждать, пока я, как на коне, заеду по
ступенькам в Кремлевский дворец. Сбежала вниз легкая, как козленок,
шейпингистка чертова, юркнула на сидение рядом. Вскрикнула:
– Ой!.. Мы попались!
Со стороны ворот треск стал слабее, я с изумлением
наконец-то поверил, что это одновременно стреляют из мелочевки, вроде
пистолетов и винтовок, сотни людей, если не тысячи.
Машина начала медленно двигаться, нога моя поспешно нажала
на тормоз. Из кремлевских ворот валила огромная тесная толпа. Я видел красные
от усилия лица, все пытались прорваться к Кремль первыми, у всех винтовки,
пистолеты. Ни одного военного или милиционера, все в гражданском, кое у кого
кровь на лице, но все бегут рассвирепевшие, как бешеные псы, ничего не видя, в
глазах безумие и страсть к убийству...
Я поспешно распахнул дверцу, в желудке похолодело, ибо разом
оказался в прицеле сотни ружей, вылез и замахал руками:
– Их штаб вон в той церквушке!.. Но там подвал, туда не
добраться с ходу...
Меня окружили, пахнуло потом и кровью, жаром горячих тел. Почти
все молодые, но я заметил и несколько человек явно моего возраста, серьезные и
с хорошими добротными винтовками. Их глаза раздели меня, ощупали, снова одели,
один крикнул:
– Где правительство?
– Кречет на Востоке, – ответил я, – а
остальных интернировали в своих кабинетах.
– Интернировали? – переспросил кто-то. – Это
что ж, расстреляли? Или повесили?
– Пока только заперли, – пояснил я. – Вешать
собирались завтра. У вас, как я вижу, сил хватит.
В ворота вваливались все новые толпы, неслись, огибая нас, молодые
парни оглянулись и поспешили к Кремлевскому дворцу, а один из этих старших
кивнул:
– Не получится у них, Никольский. Айда, ребята!
Я крикнул вдогонку:
– Что-то мне ваше лицо знакомо. Вы, случаем, не слушали
мои лекции?
Тот удивился:
– Лекции? А ты что, и лекции уже читал? Даешь!
– А откуда, – крикнул я в спину, – вы знаете
мое имя?
Он крикнул от самых дверей:
– В финале... В полутяжелом... Ты мне еще бровь...
Его внесло в разбитые ворота. Слышно было, как застрочил
пулемет, в ответ раздались выстрелы. Многотысячная толпа, заполонившая весь
Кремль, с готовностью начала стрелять по окнам, не давая высунуть и палец.
Я забрался в машину, начал выворачивать руль:
– Поехали. Здесь зрелище не для тебя.
Она зябко повела плечами:
– Да, эти в благородный плен брать не будут.
– Думаю, никакая экспертиза не опознает, –
согласился я. – Но кто идет за шерстью, рискует вернуться стриженым.
В воротах было столько навалено трупов, что пришлось
вылезти, оттащить самые-самые, но и потом в двух местах правую сторону подбросило,
послышался крякающий звук, словно давили огромные орехи. Стелла побледнела,
полузакрыла глаза.
Я приспустил окно с ее стороны. Похоже, ей в самом деле
стало лучше, ибо, не поднимая век, произнесла слабо:
– Лектор... в полутяжелом...
Я ткнул пальцем в кнопку, стекло послушно поползло вниз.
Машина неслась бесшумно, справа убегал и пропадал за спиной тротуар с
перевернутыми урнами, выбитыми витринами. Ветер тащил по асфальту клочки бумаг,
красные и желтые листья. Дважды видели группки мужчин, в руках и за плечами
винтовки. Кое у кого на голове зеленые повязки, но, судя по реакции остальных,
безповязачников, это были не мусульмане, а просто ухари вроде панков. А может,
и в самом деле мусульмане.
Когда свернули за гостиницей, где въезд на площадь Ногина,
снова услышали частый сухой треск. Из-за поворота показалась толпа человек
двести, все дружно палили из винтовок и ружей по окнам и крыше массивного дома
сталинской постройки. Окна зияли чернотой, было видно, как на стенах брызгают
мелкие бурунчики, словно бьет косой дождь.
– Сумасшедшие... – прошептала Стелла.
– Еще бы, – согласился я. – высадить своих
коммандос – разве не сумасшествие?
Она бросила злой взгляд. Похожа, она имела в виду что-то
другое.
Я медленно вел машину, обалделый и ошарашенный настолько,
что разжалуй меня из академиков в слесари, смиренно признал бы свою
непригодность к прогнозированию. Случилось то, чего не ожидал ни Черногоров, ни
американские советологи, ни даже я, такой мудрый и самоуверенный в
предсказаниях.
Стелла взвизгнула, прижалась теплым мягким плечом:
– Осторожно!..
Я ощутил, что даже после такой ночи и гонки по городу
приятно чувствовать на плече аристократически утонченные пальцы, с длинными
ногтями, горячие, от самых кончиков которых по телу побежали невидимые игриво
щекочущие струйки.
Машину бросило круто влево, правое колесо выскочило на
тротуар, а справа промелькнул обгорелый остов не то мерса, не то бээмвэ. Мне
почудился темный силуэт, склонившийся головой на руль, но останавливаться не
стал, бедняге вряд ли уже нужен кто-то кроме гробовщика.
Встречных машин было на удивление столько же, как и в любой
день. На площади, где в центре расположился Политехнический музей, собралась
огромная толпа, слышалась стрельба. Из окон музей вроде бы отстреливались, но в
запертые двери грохали торцом фонарного столба. Толпа одобрительно ревела при
каждом ударе.
Машины замедляли ход, одобрительно гудели. Подъехал
микроавтобус, с охотничьими ружьями в руках выскочили молодые парни. Я успел
увидеть, как они прямо на бегу начали с упоением стрелять по окнам музея.
Машина ровно гудела, на скорости ее слегка заносило, дорога
чересчур заполнена автомобилями. Я превратился в ком нервов, только бы не
врезаться... черт!.. красный свет... ладно, с той стороны никого, успеваем...
почти успеваем, сзади навроде бы погнались с мигалкой... ладно, скажу, что
когда вдрабадан пьян, то не отличаю, где красный, где зеленый, а если потом
доставят в стекляшку и велят дыхнуть, что ж, дыхну... А майору скажу, мол, этот
еще соврет что я и на красный проскочил...