Чернокожий, никогда не бывший в Африке, поднял вверх большой палец.
– Просто считаю, что это лицемерие на хрен не нужно, – продолжал бывший дальнобойщик, чье настоящее имя могло быть и не Рик. – Именно оно оскорбляет! Того, на кого направлено. И эти обидки… на неправильные словечки… признак крысиной натуры. Нормальный мужик… то есть человек неважно какого пола… но настоящий человек… должен говорить все прямо, как думает. И если я говорю, что негр сукин сын… я имею в виду этого негра, а не всех от мыса, блин, Доброй Надежды до Гаити! И любой черный может точно так же сказать, что какой-то «снежок» – мудак, и напинать его белую задницу. Если тот это заслужил. И я не буду считать его гребаным черным расистом из «Черных пантер». Женщин это тоже касается… И я до сих пор не могу понять, кому помешали памятники солдатам Диксиленда? Они честно погибли за свой дом, разве нет? Ну да ладно, хватит трындеть, давайте жрать уже! – североамериканец похлопал себя по выступающему брюху.
Через минуту все герильяс уже набивали себе животы, нахваливая нехитрое кушанье. Сковорода была большая, размером с сомбреро, и хватило на всех. Даже подливку вымакивали кукурузными лепешками, разделенными по-братски.
Разговор продолжался. Уже захмелевшие и отяжелевшие от еды, они снова начали рассказывать байки про роботов. Как когда-то первобытные охотники у костра вспоминали страшные истории про тигров и пещерных медведей. Стандартный набор – про куклу, которая затрахала хозяина до смерти, про промышленных сборщиков, которые не стали перевыполнять план с нарушениями правил безопасности, а затащили под пресс менеджера, захотевшего подкрутить настройки. Не забыт был и Хиробрин, игрок-призрак, и другие легенды вирок, перешедшие в них из старинных сетевых игр.
Где-то рядом с ними незримо присутствовал и их программист. Disabled? Special? Вряд ли ему нравились эти слова, так же как русское слово «инвалид».
«Не хочу портить вам аппетит, мучачос. Но я задал эти вопросы, чтоб вы задумались, – вдруг прозвучал, казалось, прямо у них в головах голос IT-специалиста, – На них нет ответа. И суть в том, что мы никогда не узнаем. И это страшно. Даже мне. Тому, кто вырос на всем этом. А еще наш Макс с ходу назовет десять пунктов устава Корпуса мира, предписывающих офицеру подчиняться компьютеру. Хотя это еще не искусственный интеллект. Его еще не существует, но ему уже во многих случаях доверяют больше, чем существу из мяса. Отдыхайте, товарищи. А меня зовет мадам, чтоб я опять занимался этим чертовым передатчиком».
Какое-то время они молчали, лишь напряженно работали их челюсти. Соус каждый сам добавлял по вкусу. Почти все пиво было к этому моменту уже выпито. Сегодня у них выдалась неплохая трапеза. Хотя они привыкли ко всему. Иногда ели домашние фахитос и буррито, которые приносили местные. Иногда мексиканские лепешки чередовались с космополитическими бургерами в саморазогревающейся упаковке из супермаркета. А иногда по полдня и более вообще было не до еды.
Армейских рационов не хватало, и в предыдущий раз на марше они питались китайской лапшой из брикетов с добавлением хлореллы и сверчковой муки, химического цвета батончиками из сои и тому подобной дрянью, которую злые языки называли comida de perros – «собачья еда». Но если эти дешевые источники углеводов и протеина годились для мирных тружеников, почему они не годились для рабочих, которые решили взяться за оружие? Совсем как поется в старой песне про Красную Армию, где почему-то винтовку держат за штык, сжимая мозолистой рукой.
– Лучшая люстрация – это дефенестрация, – с набитым ртом произнес Гаврила. – Выкидывать из окон тех кровососов, которые не успели выброситься сами. Зло должно быть наказано…
– Они не зло, – прозвучал резкий голос Санчеса, уже опустошившего миску. – Они стихия. Примерно как прожорливые крысы или саранча… или наводнение. Но это не значит, что с ними не нужно бороться.
– Бизнесу все равно, чем заниматься, – согласился Ян Виссер, чинно орудуя ложкой, – продавать живой товар или лекарства от СПИДа, выращивать опиумный мак или пшеницу. Там, где выше маржа, там он и сконцентрирует усилия. Капиталу нет дела до конкретных людей. Мы для них только цифры. И чем выше человек поднимается по служебной лестнице, тем меньше видит фамилий и судеб. Только винтики и шестеренки.
– Естественно, так обстоят дела, если во главу угла поставлено извлечение прибыли, – назидательно поправил его Гаврила. – А когда целью функционирования предприятия является благо общества, все устроено иначе. Руководители социалистических предприятий думают об общем благе, видят в своих работниках людей.
Все покивали, только Виссер что-то пробурчал про «государственный капитализм».
– Короче, некоторые отмороженные люди ставили себе искусственные глаза, – снова вернул их к старой теме Санчес. – Как у нашего субкоманданте, который может подглядывать за чиксами хоть в окнах отеля, хоть на пляже Исла-Мухерес на той стороне пролива… Да только они свои родные глаза не в аварии потеряли и не от болезни. Они их в бак для отходов выкинули, а эти зенки – себе в черепушку! Только потому, что те лучше. Прикиньте. Типа апгрейд. И зрение у них такое, что нам и не снилось! Никакие линзы этого не дадут. А еще есть пара модификаций нервов и связок кисти, которые хорошо отработаны – их часто делают себе музыканты и хирурги, особенно в частной медицине. А уж спортсмены… там такое, что кроме как киборгами их не назвать. Не зря после 2023 года их стали обследовать не только на вещества, но и на инородные включения в организме… Но существуют такие новые бионические протезы, что их очень трудно отличить от «родных» органов. И сделали много послаблений. Якобы, чтоб спорт стал более зрелищным. На самом деле лобби…
– Слушали биржевые новости? – вдруг произнес Гаврила. – Индекс, мать его, Дейви Джонса упал. Мировая экономика летит в глубокую задницу.
– Доу-Джонса! – поправил его Ян Виссер.
– Хватит коверкать слова. Дейви Джонс – это морской дьявол. И у него нет индекса.
– Какое вам дело до этого индекса? – попытался их урезонить Макс, не любивший такие разговоры. – Какое нам дело до этой «экономики» жуликов? Курс глобо в нашей стране и союзной нам Конфедерации теперь зафиксирован. И ставка рефинансирования Центробанка в Женеве на него не влияет…
– Ой, не грузи нас этой херней, – замахал рукой чернокожий механик. – Я даже не хочу знать, что это такое. Мне даже лень в базу данных лезть.
– Сделайте погромче! Включите, включите, – затопал ногами Диего. – Там по радио что-то важное.
Тихое бурчание приемника, стоявшего рядом, они и вовсе перестали замечать, привыкнув.
Радио было виртуальным. На самом деле его не было. Просто маркер входа в сеть выглядел как радиоприемник времен Второй мировой для тех, у кого были «линзы». Для остальных он был невидимым.
Через сложную систему маршрутизации в обход Фаервола, который окружил охваченный восстанием континент Южной Америки (а также мятежную часть Северной), – сетевые данные все равно проникали по десяткам и сотням широких и узких каналов. Было и обратное движение.
