– Муэрто-хуэрто, ха-ха! – это, конечно, была любимая присказка Гаврилы, и ударение в каждом слове этого неологизма падало на последний слог, так что он звучал очень по-местному. – Боятся. Ведь даже старый «Калаш» рельс пробивает.
– Серьезно? – переспросил Диего.
– Да. Шейку стального магистрального прошибает бронебойной пулей.
Все покивали, многозначительно цокая и присвистывая. Ведь оружие-то это было сделано больше ста лет назад. И в регионе его были просто горы.
К северу от границы по-прежнему было тихо. Враги медлили. Да, они перешли Рио-Гранде и без боя оккупировали Сьюдад-Хуарес и Тихуану. Там сейчас шла операция по наведению порядка. Но судя по всему, с ней у Корпуса не клеилось. К тому же по всему миру вспыхивали мелкие и крупные мятежи. Этой осенью на всех материках, кроме разве что Австралии, было действительно жарко, и зима в обоих полушариях обещала быть еще горячее. «Красная осень 2059». И хотя нигде революция не приняла такой размах и не была поддержана частью местной власти, как здесь, – восстания полыхали по всему шарику. Старые кадровые и спешно сформированные новые части «миротворцев» могли только затыкать дыры. Одновременно проходили массовые мирные митинги и забастовки, а также выступления даже тех, кого еще недавно Мировой совет считал своей опорой и союзниками.
Бойцы повторяли друг другу фразы из новостей, смакуя каждое слово.
– Да их гонят отовсюду и бьют как детей! – хохотал Санчес. – Восстания на Ближнем Востоке…
– Ну, эти парни нам не друзья, – вздохнул Макс. – Они и нам мечтают нож в спину всадить. Они атеистов жгут живьем и камнями забивают. «Авангард» и другие близкие к нам люди там в глубоком подполье.
Кого только не было среди взявшихся за оружие по всему миру! Суннитские и шиитские моджахеды, «Новая сияющая тропа» и совсем уж экзотические сектанты из Азии, племенные вожди из Африки, индейские экстремисты и «Черные пантеры» Северной Америки, Движение за независимость Техаса (хоть Рик и скривился, сказав, что там осталось двадцать человек алкоголиков, любящих стрелять по пивным банкам). Были еще индийские маоисты, Национальный фронт Венгрии – отколовшийся от Арийского легиона, сербские и македонские четники…
Ну и конечно, Северная Евразия. Москва, объявленная «свободным городом». Хотя сведений оттуда поступало немного.
Только в Китае царило гробовое молчание. Из Поднебесной не было никаких новостей. А вот в Тибете шла полномасштабная партизанская война, захватившая даже осколок Средневековья – затерянный в горах древний Бутан, который до этого всегда хранил нейтралитет.
Партизаны слушали, и у них чесались руки вступить в бой. Да, половина этих людей из далеких краев были открыто или тайно враждебны им, собравшимся сейчас у костра. Но пока у них были общие враги. И они радовались чужим победам как своим. Понимали – даже если это не были их союзники… враг моего врага если и не друг, то полезный инструмент. Эти беспорядки и хаос оттягивали на себя силы, которые Мировой совет при других раскладах мог бросить против Конфедерации и НарВласти Мексики. Поэтому «вильисты» радовались любым бунтам – хоть исламистов, хоть самых дремучих этнонационалистов, хоть даже фанатиков-сектантов, поклоняющихся духам и божкам.
Но были и другие новости.
«Лидер Союза освобождения Земли Матхаи Мурти поддержал идею роспуска Мирового совета, но отмежевался от радикализма некоторых представителей движения „Авангард“. Парламентская фракция СОЗ обвинила „Авангард“ в узурпации власти в ряде стран и предательстве мирового общедемократического движения… В то же время депутаты социал-демократы в Мировом совете подали протест против действий Корпуса мира и покинули зал заседаний…»
– Жалкие трусы. И вашим, и нашим. Оппортунисты! – сплюнул Гаврила. – Воюют, как Ганди завещал. На коленях.
– Они тоже рискуют, – осадил его Макс. – Их могут посадить в тюрьму или убить. Хоть пулей снайпера, хоть нанодрянью. И это в Женеве они отмежевались. А тут, в Мексике, их активисты воюют рядом с нами. Поэтому не надо всех в одну кучу. К тому же «все отнять и поделить»… детская болезнь левизны – это опасно.
– Эх ты. Отнимания и деления много не бывает. Это полезные арифметические операции.
Макс не стал ему возражать. Он уже видел у людей мрачное упоение пугачевщиной, погромами, расстрелами. Но, видимо, с этим ничего нельзя было поделать.
Он достал из сумки гроздь бананов, оторвал один, показавшийся ему не таким зеленым, откусил половину. И скривился. Плоды, которые им дали в ежедневном пайке, оказались горькими и по вкусу напоминали мыло.
– Ну ты даешь, амиго. Сырыми их едят только обезьяны и дикие белые люди, – сказал Санчес. – Дай сюда, дружище. Их надо печь или жарить.
Макс послушно отдал ему гроздь коротких эквадорских бананов, над которой черный партизан тут же начал колдовать. Не в прямом смысле – делать магические пассы руками и шептать заклинания, – а в переносном: готовить их на той же сковороде, на которой перед этим был разогрет бекон. Хотя и заклинания он прочитать мог, и обереги уважал. Он был из племени суринамских маронов – лесных негров. Потомков тех африканских рабов, которые сломали свои оковы и бежали в труднодоступные джунгли, хоть и чужого континента. Высокий, спокойного веселого нрава, он был не только поваром от Бога, но и надежным товарищем и бесстрашным бойцом огромной физической силы. Суеверий у него было не больше, чем у остальных, и они не мешали ему владеть не только калашом из прошлого века, но и тем оружием, которое требовало технических знаний. До Революции Санчес был автомехаником.
Сидящий рядом с ним Гаврила загорел так, что цветом кожи сейчас почти приближался к потомку жителей Африки. Если их полевой врач иногда затихал, то это означало только, что он копит силы для нового всплеска кипучей деятельности. Если Сильвио был холерик, то Гаврила – явно сангвиник. Он мог говорить резкие и даже жуткие вещи, но все знали, что это только треп. И по-настоящему злым его видели очень редко.
Вот и сейчас, когда остальные просто наслаждались холодным пивом из сумки-холодильника, доктор быстро осушил банку и чертил прямо в воздухе в их локальной Д-реальности какие-то круговые схемы и стрелочки, бормоча под нос про Ватикан, Мальту и масонов, фракционность в китайском руководстве и ее влияние на мировую политику… и про то, что место геополитики давно уже заняли киберполитика и нанополитика… О Рокфеллерах и Ротшильдах и о том, кто из них заключил соглашение с шанхайской кликой и сформировал новый порядок…
Максим пропускал это бормотание мимо ушей, как бесполезный фон.
– В нашу эпоху, камрады, весь цивилизованный мир – это гигантский муравейник. Только это муравейник стрекоз, – произнес Гаврила, приканчивая еще одну банку из биоразлагаемого материала. – Это не меритократия, а какократия.
– Чего-чего? – переспросил Макс.
– Власть худших. И вместо ноосферы у нас ее антипод – какосфера. Где-то идет война, а они переживают за цены на корм для виртуальных питомцев.
