– Ты погоди, дальше слушай. Заработал денег. Купил на черном рынке «Калаш». Пришел в тот банк. И устроил им Судный день. Застрелили его, уже когда он ехал на угнанном ховер-байке к родному заводу. Хотел сказать спасибо руководству за обеспечение техники безопасности. Не успел.
– Дела… – только и сказал Санчес. – Красивая смерть. Грубо, конечно, ведь настоящие виновники остались нетронутыми. Но лучше, чем стать как этот…
Когда мариачи скрылся из виду, Рихтер вдруг обратил внимание на то, что Диего сидит красный, как омар.
– Ты чего, друг?
– Стыдно. Из-за таких клоунов… нас, мексиканцев, считают… черт знает кем. Слащавыми придурками, которые только и умеют, что песенки распевать.
– Да расслабься, – хлопнул его по плечу Гаврила. – Любой, кто неделю пожил тут, знает, что вы и глотки резать умеете, и носы набок сворачивать.
В ответ на это Диего снова надулся и помрачнел.
– Да блин, я шучу, пацан, – хлопнул его по плечу врач. – Знаю я и про ваши самолеты, и про ракеты. И про науку. Никто не говорит, что вы или убивцы, или жиголо. Блин… я вот не плачусь, что мне каждый столб говорит, что мы, русские, – алкаши! И у нас медведи по улицам ходят и на гармошках играют. Хотя этих медведей… после тридцати лет дружбы с Китаем… даже я – егерь со стажем – очень мало где видал. Есть места в Сибири, где остатки тайги можно перепутать с лесопарками. Там даже педофил в костюме мишки не спрячется, не то что медведь… которым уже всем лапы отхреначили для китайской народной медицины. А тиграм отрезали кое-что другое. Медведей-то ладно, застрелили наповал, а вот некоторых тигров, бедолаг, усыпляли транквилизаторами, а потом обратно выпускали. Без этого!
Взрыв хохота был просто термоядерный. Кто-то захлопал в ладоши. По-испански Гаврила говорил с жутким акцентом, переходя то и дело на русский, но у всех стояли «трансляторы».
– Ну а про алкоголиков… это они еще финнов не видели, – подытожил доктор, изображая руками, как шатается пьяный житель страны Суоми. Одно время он жил в Петербурге, и вряд ли имел причины врать.
– Не знаю, кто сегодня может верить в эти стереотипы о нациях, – сказал Макс примиряюще.
– Только болван. Они же перемешиваются, как в миксере. Даже без постели. Просто через сеть, через инфосферу. Хотя мне иногда кажется, что мир сейчас более религиозен, более суеверен… и более глуп, чем пятьдесят лет назад. И никакие чудеса науки эту веру в чудеса не убивают. Наоборот, чем дальше от обычного человека уходит наука, тем больше места для Бога и для магии.
– Нет, – возразил Гаврила. – Просто сейчас любой дурак может донести свои взгляды до всего шарика. Даже если он считает этот шарик плоским… да хоть квадратным и на черепахах стоящим.
– А я в Бога не верю, – вдруг сказал Диего, и все повернулись, настолько непривычно глухо прозвучал его голос, обычно веселый и звонкий.
– Где он был, когда мы с мамой голодали и на лекарство младшей сестренке собирали?
– Какое лекарство?
– Какая-то вакцина, разрушающая карциномы и эти… фибробласты. Такое любая страховка дает… но у нас ее не было. Выжила… но стала как Иван. Ходила с трудом. А потом все равно сторчалась. Живая до сих пор, хотя уже два раза вешалась. Полуживая. Выглядит старше матери… А когда отец ушел и сгинул? Когда моя старшая сеструха продавала себя, упоровшись героином, а брата на улице зарезали «летучие змеи» из соседнего квартала? Где был этот боженька, о котором падре все уши прожужжал?
Повисла тишина. Рихтер хотел что-то сказать, но не подобрал слов. Да и ясно было, что парень хотел не сочувствия, а просто выговориться, первый и последний раз.
Выручило радио. Внезапно оно ожило и радостно объявило:
«Товарищи, сегодня, после продолжительных прений и обсуждений, методом всеобщего тайного голосования членов партии были избраны ЦК и ЦКРК. Председателем Центрального комитета с результатом в 39,8 % голосов был избран Леон Ванцетти!».
Партизаны-«вильисты» встретили эту новость возгласами одобрения. Санчес даже выстрелил в воздух из пистолета, отчего пара пожилых отдыхающих стала быстро собирать свои вещи в сумку, а потом и вовсе отошла от них подальше.
Возражений кандидатура не вызвала. Макс давно знал про этого человека-глыбу. Борца за свободу, социолога-нонконформиста, который сражался против всемирного государства, корпораций и копирайта, за свободное распространение информации еще тогда, когда это было делом одиночек. Такой же партизан, как они, только его оружием было слово, а не автомат. Но ведь начинается всегда со слова.
У Ванцетти была внешность старого пирата с кольцом в ухе и скандальная слава, но не пустого бузотера, а народного трибуна. Премий, от которых этот социолог отказался, было больше, чем некоторые ученые получают за свою жизнь. Он был практиком, а не теоретиком. И превратил социальную науку в оружие. Но он боролся не только петициями. Его стараниями, его кампаниями заблокировали даже две из инициатив Мирового совета, не говоря уже про решения правительств секторов и стран, которые он щелкал как орешки. А скольким компаниям он кровь попортил… Потому что мог собрать – не в одиночку, конечно, а с товарищами – в нужном месте хоть в реальности, хоть в сети – сто тысяч уникальных пользователей или граждан. А потом и десять миллионов. Правда, только в сети, поскольку никакая площадь бы столько не вместила. Его организация выросла из сетевых посиделок, где изучали левых идеологов и обменивались взглядами на мир. А после распространилась в офлайн.
Число раскрытых с его помощью махинаций правительств и корпораций вообще переваливало за сотню. Он был вторым по популярности после знаменитого Разоблачителя, беженца из Китая. Только Разоблачитель был рыночником, а Ванцетти – левым. Рихтер не был точно уверен в его взглядах. Может, социалист, может, анархист или крайне левый либерал. А может, и коммунист.
Странно. Макс некоторое время думал, что этого человека вообще не существует. Что он – только собирательный образ. Нет, конечно, Ванцетти был знаменем, брендом, а всю работу делал коллектив единомышленников. Но у этого коллектива явно был лидер.
Настоящее имя Макс услышал впервые совсем недавно – от карателя-нациста, который собирался его убить. Марк Фишер? Бывший профессор Сорбонны? Тот самый, который вел несколько предметов у Грегори, племянника Эшли? Да, он. Как, впрочем, у нескольких сотен тысяч других студентов. Курсы-то были дистанционные. Очных занятий профессор не вел. И теперь было ясно, почему. Его будни были заняты в основном другой деятельностью, а физическое местонахождение он вряд ли хотел афишировать.
А радио между тем продолжало:
«Председателем Центральной контрольно-ревизионной комиссии с временными особыми полномочиями избран… Хорхе Мендоса!».
На этот раз реакция партизан была совсем другая.
Возгласы удивления. Кто-то сплюнул, кто-то заржал как конь, кто-то выматерился.
– Чего?! Какого дьявола? Они там обкурились? Знаешь Хорхе Мендосу?
