Во всем цивилизованном мире на курильщиков смотрели как на потребителей героина. Но тут, в Мексике, еще были социальные ниши для тех, кто дымит, и места, где можно это делать. Подальше от главных улиц, площадей и небоскребов. Тем более в революционном угаре, когда есть реальный шанс получить пулю, никотин перестал казаться серьезной угрозой, а здоровый образ жизни перестал быть приоритетом даже для тех, кто раньше ему следовал.
Часть 3
По ту сторону экрана
«А ведь когда-то я сам был на их стороне. Думал, что стоит дать народу свободу, и он расцветет. Иисус, Мария и Иосиф…
(Только не тот Иосиф, конечно).
И он „расцвел“. Как цветок Раффлезия Арнольди, который пахнет тухлым мясом.
Вот к чему привели либеральные заигрывания с тупым быдлом!
Чезаре Ломброзо был прав. А сеньор Августо (вы поняли, что я не про Августина Блаженного?), был прав вдвойне. Стадионы, только стадионы могли бы спасти эту жалкую страну.
…Сегодня ночью приходили к соседям. Я слышал, как залаял их доберман Брут. Да, он был измененный, в рамках закона, но к своим эта тварь была доброй, как теленок.
Выстрел. Бедное животное страшно завыло. Еще два выстрела. Затихло. Звон бьющегося стекла, ругань. Слышал, как закричала женщина (это, видимо, сама донна Мария). И кричала еще долго. Ее муж дон Мигель, знаменитый оперный тенор, что-то пытался сказать, но ему заткнули рот. Я слышал звук удара.
„Молчи, падаль компрадорская. Попили нашей крови, хватит. Пойдете с нами“, – дальше было грубое замысловатое ругательство. А у говорившего был сальвадорский акцент.
Больше я соседей не видел.
После того, как их увели, еще полчаса сидел и трясся под столом, тем самым, который так удачно купил на аукционе полгода назад. Времен Наполеона Третьего. Сидел, пока эти не уехали из района на своих квадроциклах.
Оружия нет. Всё забрали неделю назад при обыске. И роботов забрали. Еще и зуб выбив при этом.
А что это за рожи! Дегенераты и наркоманы в четвертом поколении. Половина даже не мексиканцы, а черномазые откуда-то с островов. Хохочут, горланят песни, пьют текилу.
В эту же ночь сгорели две соседние виллы уважаемых людей – министра и депутата парламента. Хорошо, что они покинули страну… И я тут не задержусь, хотя терпел до последнего. Думал, что меня как сторонника реформ это не коснется. Черта с два!
Огнемет, как же я хочу огнемет. Это единственный язык, который понятен плебсу. Завтра же валю из этого гадюшника. Знаю одного человека в порту с быстрым катером. Сжег бы дом, но жалко коллекцию, да и надеюсь, что я еще вернусь и отплачу им за все…».
Из дневника Густаво Валериано де Марко, художника и коллекционера. 2059 год, Мехико-сити, район Поланко.
Опубликовано – Флорида, Североамериканские штаты (данная запись имеет 128 млн просмотров, 64 тыс. лайков, 108 тыс. дизлайков)
Они шли пешком. Благо, город был небольшой, и до казармы, которая находилась в бывших складах давно закрытого консервного завода, было всего полтора километра. А ведь сначала в муниципалитете им предложилихорошее здание в центре. Но Сильвио сказал: «Нам это нахрен не надо, выберем сами».
Вообще-то они могли занять любое помещение. Потому что много жилого фонда, в том числе элитного жилья, стояло свободным. Но шикарные апартаменты и виллы в элитных районах Сильвио сразу отмел. Он отказался и от неплохого здания закрытой год назад психиатрической больницы с парком и высоким забором. И дело было даже не в том, что тогда все языкастые бездельники стали бы хохмить до упаду про шизиков-повстанцев. Просто он решил, что в приземистом неприметном здании без окон, отдельно стоящем и расположенном в глухой промзоне, отряду будет безопаснее, чем в здании ликвидированной больницы с высокими потолками и широкими окнами.
Подобраться к заводу было непросто. На машине просто так не проехать – оставили только одну дорогу, а остальные перегородили баррикадами. Все пешие подходы охранялись и простреливались. Причем автоматике Сильвио доверял куда меньше, чем старым добрым часовым, которых он гонял так, словно сам был кадровым военным.
Фонари на улицах горели через один, а где-то и через три. Даже в туристической зоне. Не светились окна жилых домов. Это была не только разруха и экономия (электричество часто выключали), но и светомаскировка. Хотя Макс и сомневался в ее эффективности. Он знал, что у врагов есть средства мониторинга влажности, освещенности, магнитных полей, эхолокации – достаточные, чтобы найти секретные убежища повстанцев даже с орбиты. И простым выключением света их не обмануть.
Многие оконные проемы жители уже успели заклеить изнутри специальной пленкой или обычным скотчем. А некоторые коттеджи, даже среднего класса, выглядели пустыми. Похоже, их обитатели уехали в пригороды, или даже дальше, в деревни.
В остальном жемчужина Ривьеры Майя выглядела почти нетронутой. В городе компрадорская власть пала быстро и сравнительно бескровно и настоящих боев, которые гремели сейчас в столице, тут не было. Несколько баррикад из бетонных блоков на главных городских проспектах-авенидах уже разобрали, чтобы не мешали движению, и днем мирная жизнь вернулась на улицы. Но в основном пешая. Машин было мало. И блокпосты la Milicia остались и замедляли дорожное движение. Да и сам трафик стал куда более слабым, неровным, как удары пульса коматозника.
Впрочем, днем транспорт еще ходил. Но вечером к половине девятого на улицах не оставалось и следа от этой жизни. Все спешили добраться домой задолго до начала комендантского часа. Который теперь сдвинули еще на час раньше.
Все еще смотрел пустыми глазницами сгоревший полицейский участок. Тот самый, который Рихтер помог взять с помощью небольшой стрельбы и успешного психологического давления. Но уберечь здание от неизвестных поджигателей не смогли, и через пару дней оно полыхнуло как свечка.
Теперь почерневшие стены двухэтажной бетонной коробки были разрисованы издевательскими граффити. На одном из них карикатурный коп болтался в петле на хорошо прорисованной виселице. Никто так и не узнал, кто поджигатель, но мотивы были у многих. В виде памятника перед зданием появилась инсталляция из сложенных горой касок и щитов спецподразделения полиции для разгона массовых акций гражданского неповиновения, бойцы которого по-английски назывались «riot cops». Рихтер вспомнил, что откормленные псы, непригодные для борьбы с настоящими преступниками и террористами, последними в городе сложили оружие, но не из-за стойкости, а от отсутствия прозорливости. Им сильно досталось, но тех, у кого не было летального вооружения, по крайней мере, не стали убивать. А их снаряжение и «оружие», сложенное в большую кучу, народ залил быстро схватывающимся строительным раствором. Революционной власти щиты, дубинки и пластиковые шлемы, непригодные для настоящего боя, были пока не нужны.
«Любую толпу можно и из „Калашникова“ разогнать», – говорил Сильвио. Такой уж у Нефтяника был циничный юмор.
