– Э… боль и радость все равно настоящие. Даже у NPC. Неигровых персонажей.
Вот так чудак. Теперь уже Максу показалось, что в уголках глаз у Ивана не просто слезы, а красные сгустки. И красные пятна на поверхности, на белках глаз, будто полопались сосуды.
„Да у него, похоже, начинается микрокровоизлияние“, – подумал Рихтер.
Раньше бы сказали: „Слишком много сидит перед экраном“. Но ни перед какими экранами Иван не сидел. Он их открывал очень редко. И не пользовался даже очками. И линзами. Вместо этого у него были глазные импланты – про которые он сам говорил, что глазам они не вредят, потому что от глаз осталась только оболочка.
Это было преувеличение. Глаза были живые, снабжались кровью и всеми питательными веществами. Но не просто хрусталик, а вся сенсорная основа была искусственной.
И все же они кровоточили. Такое кровотечение из глаз бывало у тех, кто слишком увлекался нейростимуляторами. Все-таки „Лотос“? А ведь сказал, что не употребляет.
Якобы эта штука не имеет побочных эффектов… Контрафакт? Подделка?
С этой дрянью надо бороться так же, как с героином, подумал Максим. Хотя формально она и „не наносит вреда“. Хищные, мать его, вещи века. Не фармакологический химический наркотик и не нейроэлектрический, а чисто визуальный стимулятор, который с помощью красочных узоров доводит человека до состояния счастливого овоща. На время. Хотя чем это отличается от эффекта древнего телевидения?
– Так вот, – продолжал Иван. – Solus ipse sum. Сечешь? Допустим, в этой симуляции мировая революция так же не предусмотрена, как полноценное освоение космоса. Кстати… что ты знаешь про „Тихий дом“?
– Да хватит уже мозги мне греть ретрофантастикой! – Максу надоел этот разговор, и он думал, как бы свалить, но боялся оставлять товарища одного в таком состоянии, потому что знал о спонтанных суицидах. – Это бородатый мем. О самом нижнем уровне сети, где хранится сокровенное… и опасное знание. Я бы и не знал его, если бы не увлекался еще в школе мемологией.
– Да. Мы родились слишком поздно, чтобы открывать континенты. И слишком рано, чтобы открывать Вселенную. Или не рано, а просто не там… Мы родились в самый раз, чтобы открывать в тысячный раз прикольные мемчики… которые есть повтор мемчиков, от которых тащились наши родители! – В голосе Комарова слышался нехороший надрыв. Словечко, которое есть только в русском и больше нигде. – Так слушай же меня. Сорок лет назад этот „Тихий дом“ точно был мифом и тупой пугалкой. Сеть тогда не достигла такого уровня, чтобы подобное могло существовать. Но она меняется, ты же знаешь. Пусть не внешне, но внутри. И даже за год… даже за день в ней может появиться то, чего не было. Ты сам не удивляешься, когда называешь только первый слог… а тебе уже подсказывают готовый запрос, который секунду назад оформился в твоей голове? А может, даже еще не оформился…
Рихтер вспомнил, как представляли себе Сеть фантасты прошлого. Считали, что она вся будет представлять собой огромные города, по которым можно будет ходить в виде своей аватары. Где транспорт – это сетевые каналы, а здания – сайты или локальные компьютеры. Но этого не случилось. Кроме некоторых местных оболочек, интерфейсов на любителя. Потому что это непрактично и не нужно. Виртуальные миры появились тоже, и, конечно, они с Сетью сообщались. Но были узкими нишами. И сам по себе поиск информации не сильно отличался от того, что было в начале двадцать первого века. И девяносто девять (и много девяток после запятой) процентов Сети представляло собой невизуализируемый массив цифровых данных, похожий на темную материю Вселенной. А где-то по-прежнему жили все виды сетей, начиная от самых древних, вроде Fido. Все они сохранялись энтузиастами-ретроманами с таким же тщанием, как древние языки и фольклор. Даже если таких любителей оставалось по сто-двести человек на весь мир.
– Я много лазил по сети со специальным софтом, – вновь заговорил приднестровец, откинувшись со своим кальяном в кресле, как Шелкопряд из иллюстрации к „Алисе…“. – По самым ее темным и старым закоулкам. По тому самому ретро-даркнету, который не индексируется уже ничем. Я искал… нет, не „Тихий дом“, конечно, а просто тайны. Не один, а с друзьями из Квантового Интернационала… Искали крипи-истории, тайны всяких celebrities. Но, конечно, нас больше всего интересовали секреты корпов, военных, СПБ, террористов. Эксперименты над геномом человека. Выведение наноробота-убийцы. Или рецепт кобальтовой бомбы на дому. Нет, ничего из перечисленного мы не нашли! Для таких вещей давно уже имеются более современные тайные площадки. И все же мы нашли много разного и интересного. В основном мелочь. Но недавно в одной сточной канаве мой кореш, с которым я не общался с тех пор, как уехал из Восточной Европы, нашел кое-что. Это похоже на детоферму. Самую большую, какую я видел.
– Я слышал про такие в Китае… и не только, – ответил Рихтер. – Там дети, которых выращивают и разбирают на органы?
– Но самое страшное не в этом. Посмотри, и скажешь потом.
– А в чем? Пробудился Ктулху, и детей выращивают, чтобы его кормить? – попытался пошутить Макс. Он не мог представить, что может быть страшнее запланированных убийств ради разбора на „запчасти“. Донорские органы выращивались и в „автоклавах“. Из человеческих и животных соматических клеток. Но получить их от тех, чья жизнь не стоит ни цента, от лишенных гражданских прав, – было еще дешевле. Безотходное производство.
– Да… ты близок к истине. Ктулху… Держи, – с этими словами Иван перекинул ему 3D-видео.
– Если что, это не монтаж. Видео товарищ нашел у снафферов. Ну, не тех, кто смотрит жестокие CG – картинки, а которым подавай реальные пытки и смерти. Причем не кошек, а людей. Можешь считать меня моралофагом, но я ненавижу этих тварей. Но те, у кого они берут материал для своего „хобби“, – много хуже. Он смогсохранить только один ролик. Причем, по его словам, парни сами не знают, как он попал к ним. Там, в трехмерном видеоролике, не было пыток. Там никого не насиловали, не убивали и не резали. Там была показана работа этой фермы, снятая из глаз человека. Ребенка. Очень плохо видно. И нет ни капли крови, только слышно шум и плач других детей. Видимо, снафферам это видео не понравилось, показалось скучным, и они его удалили. Но друг успел сохранить. Я посмотрел и захотел как-то наказать этих нелюдей. Я бы не побрезговал даже в СПБ настучать. Ведь это вряд ли в Мексике, и нашим „чекистам“ до них не добраться. Физическое местонахождение установить не получилось. А потом увидел, что что-то не так. Сильно не так. В общем, решай сам.
– Ты кому-то это показывал?
– Нет. У меня развитая ректальная интуиция. Я жопой чувствую. Это дрянь какая-то. Хотел вообще удалить.
– Ладно, давай посмотрю сейчас.
– Нет, – лицо Ивана стало еще бледнее, хотя, может, последние затяжки были лишними. – Не здесь. Посмотри у себя. А еще лучше – на улице, но не на открытом месте. В погребе. В сарае. В железной бочке. На дне океана.
„И никому не говори“.
Он не сказал этого вслух, не написал в чате. Но Максим прочел эту фразу у него по глазам, на русском языке, за долю секунды. Потом поверхность глаз стала обычной.
