Но взгляд Комарова вдруг на секунду превратился из взгляда взрослого человека, партизана, который не боялся чинить антенну на крыше трехсотметрового небоскреба, во взгляд затравленного школьника, у которого старшие отбирают карманные деньги.
Максим видел всякое. Да, детофермы – это страшно. И он знал, что они есть не только в Китае, но и во многих странах Периферии. Пока есть гигантский спрос, будет и предложение. Но как взломщика могло напугать то, о чем все в мире уже давно знали? Даже последний бездомный нарк в трущобах слышал про эти фермы, хотя его собственное отравленное тело было интересно только крысам. Там разбирали на органы не только новорожденных, но и детей, которых сдавали родные в первые годы жизни. Чаще всего такое случалось с девочками в Азии и Африке. Конечно, на словах даже Мировой совет и правительства стран вроде Китая не могли такую практику одобрять. Но борьба с подпольными фермами была вялой, мало дел доходило до суда. А еще говорили, что есть такие же центры, но легальные.
Так чего мог испугаться воин-киберпартизан? Мести относительно мелкой мафии, промышлявшей на другом конце мира? Смешно.
– Ты был в подводном музее у побережья Канкуна? – вдруг спросил хакер. – Был, спрашиваю? Museo Subacuatico de Arte?
– Нет, не был. Времени не было. Я и так наплавался вдоволь.
– Жаль. Туда, кстати, иногда бросали живых людей с ногами в цементных блоках. Мафия. Я вот не могу плавать. Иначе побывал бы. Там наше будущее. Люди стоят в кружок. И тела их переплетаются не в любовных объятьях, а в бесформенном хаосе слияния. Это даже не смерть. Это нечто хуже. Это небытие.
– Ты болен. Я сейчас позову Розиту, – сказал Макс с тревогой. – Она сделает укол, и тебе станет легче.
Давно уже надо было это сделать. Рихтер читал массу историй о психических расстройствах. Люди сходили с ума и без войны. Он снова подумал про самоубийц и про то, что хакер не носит огнестрельное оружие и это очень хорошо. Но и его особую отвертку нужно забрать.
– Нет! Не зови! – Комаров закрыл лицо руками и уткнулся в стол, будто собирался зарыдать. – Я справлюсь. Никому не говори. Камеры… я сотру. Главное, чтобы командир и товарищи не видели. Иначе скажут, что я не настоящий мужик, а тряпка. И не достоин звания бойца отряда „Панчо Вилья“! Но… ты знаешь, что меня добило? Они там… за кордоном… делают ставки! Наша война и кровь – для них продолжение веселья. И для сторонников тоже. Они рады, что „началось“, рады переменам… как новой игре. А мы за этих VR-зомби собираемся умирать. За биороботов, подключенных к симуляции, над которой неизвестно сколько уровней вверху. Может один, а может и сто. Миллионов.
Максим незаметно быстрым движением стащил отвертку и сунул в карман. Тяжеленная. Конечно, никакой это не ручной инструмент, а „разрядник“, а то и плазменный резак.
„Верну, когда успокоится“.
– А еще… – продолжал Комаров, вздрагивая, – против нас работают настоящие асы. Ты видел видео о привязанных к столбам? Про детей, пробитых бандерильями, как быки на корриде? Про зверства в Кордильерах?
– Да. Конечно, видел.
– Все это ложь и монтаж. При этом сами зверства – реально происходят. Но не такие. А конкретно эти видео и 3D-фейки. Но они растиражированы повсюду. Тот, кто это сделал, явно не идиот, а диверсант. И их сразу разоблачают. Против нас играют лучшие спецы, а мы до сих пор деремся вполсилы и верим, что сомбрерами их закидаем… Все, мне лучше, бро. Щас только рожу умою.
Они посидели еще минут десять. О чем-то говорили, но о ерунде, которую Рихтер даже не запомнил. К счастью, табак в кальяне прогорел, и комнату больше не наполнял его сладковатый запах.
А потом, когда Макс уже начал клевать носом, Комаров вдруг вскинулся и уставился в стену странным стеклянным взглядом.
Потом он повернулся к Рихтеру. В глазах его – уже нормальных – была тревога.
– Меня вызывают на командный пункт. В Отель. Надо наладить какую-то систему. А может, можно аватарой? Пожалуйста! – вслух непонятно кому сказал Иван. И тут же явно получил ответ. Отрицательный.
Расстроенно покачал головой.
– Увы, требуется физическое присутствие, – он крепко пожал Максу руку. – Прощай, друг! До новых встреч. Я буду собираться.
Через пять минут, когда Макс зашел к нему, хакер выглядел уже совсем трезвым – собрал свой рабочий чемоданчик и рассовывал по карманам энергетические батончики. Казалось, он принял что-то химическое для бодрости. Только глаза так и остались красными. Но Макс знал, что тот не пил никаких таблеток и не делал никаких уколов, потому что специально оставил в комнате „умную камеру“. Для его же блага.
Иван мог задействовать какой-то девайс, который был установлен у него внутри. Какой-то усилитель выносливости вроде того, что ставили себе дальнобойщики. Вот только не выйдет ли это подстегивание нервной системы боком? Судя по логам камер, он почти не спал последние дни.
Одетый в легкий экзокостюм – почти не стеснявший движений, но стимулирующий мышцы и похожий на пилотский комбинезон с массой карманов и отделений, – Комаров вышел из корпуса, насвистывая песенкуиз советского мультфильма. Макс хорошо ее помнил, потому что бабушка постоянно включала ему старые советские мультики, приговаривая: „Это вам не Дисней…“.
Комбинезон с миостимуляторами когда-то уравнял возможности людей, как в свое время полковник Кольт, – мужчин и женщин, атлетов и „ботаников“. А его тренировочная версия избавила от необходимости проводить долгие часы в спортзалах-„джимах“, фитнес-центрах и на стадионах тем, кто не любил такой досуг. Помогала упражнять мышцы дома, лежа на диване.
Но никакой костюм не мог сделать здоровым человека, чьи нервные окончания были от рождения дефектны, а время для полной ремиссии было упущено. Макс знал, что после определенного момента каждый шаг начинал даваться Ивану с болью. И все равно тот шел и никогда не жаловался.
Шаг у хакера, обувшегося в тяжелые ботинки, по виду армейские, а на самом деле ортопедические, был бодрым, будто и не было у него никаких двигательных нарушений. Он помахал бойцам на КПП и исчез в ночи. Он видел в темноте как кошка, поэтому фонарика не взял.
Максим убрал от греха подальше в шкаф кальян, сгреб все, что было похоже на объедки, в полиэтиленовый мешок от оборудования и хотел отнести в мусорный контейнер на улице. Потом, вспомнив, что мусор не вывозят, кинул в бак возле мусоросжигательной печи завода. Завтра ее надо запустить. Еще подумав, кальян упаковал в отдельный мешок и тоже вынес за дверь. Спрячет в безопасном месте. Проверка комиссаров могла случитьсячерез неделю, а могла нагрянуть и нынешней ночью.
И только после этого Рихтер пошел к себе в комнату. Там, в спартанской обстановке, он проделал несколько физических упражнений и почитал сочинения корифеев и основоположников. Десять минут. Заскучал. Понял, что с большим удовольствием почитал бы старую фантастику. Азимова, Кларка, Сильверберга, Андерсона. Но настроения для вдумчивого чтения не было, да и сил тоже. Даже он, несмотря на отмеченную всеми тестами выносливость, был не киборгом… крохотные модификации суставов не в счет. А травить себя химией ему не хотелось.
