«Хотя вроде бы и в Советской России были амнистии для всякой белогвардейской сволочи… которые те не оценили».
– А как быть с теми, кто будет злоупотреблять нашей добротой? – спросил Ян Виссер, который стоял далеко от окна, но, видимо, за всем наблюдал со своих дронов. – Например, отоварится дважды, по своим и по чужим талонам? А могут и отбирать их у тех, кто слабее. Ведь талоны не именные.
– По-революционному жестко поступать, – ответил Гаврила и провел пальцем по горлу.
Когда они прибыли в торговый центр, тут не было никого, кроме бывшего сторожа, который погряз одновременно в пьянстве и виртуальных играх. Длинноволосый и нечесанный, как хиппи, в джинсах, в мятой и грязной форменной рубашке. Он и сейчас ходил по длинным и пустым коридорам «Койота», даже не удивляясь, что вместо покупателей в нем сидят на патронных ящиках вооруженные до зубов боевики в камуфляже и набивают желтыми патронами потертые магазины автоматов. Его настоящего имени никто не знал, но все называли его Марио. Может, потому, что он был ретроман. Рассказывали, что после закрытия ТЦ он никуда не ушел и целыми днями играл в этого самого «Супермарио», собирая невидимые грибы прямо в коридорах ТЦ.
Иногда он на самом деле прыгал по ящикам и лазил на верхотуры, как герой аркадной игры, когда ему надо было достать с верхних полок стеллажей в торговом зале какую-то вещь. На боку у сторожа была прикреплена коробочка производства «Sony», к которой он был подключен по старинке проводом. Где он взял такой винтаж? Видимо, глушилки в городе мешали играть в более новые модели.
Все барахло Марио уносил к себе в каморку и запирался там, звеня бутылками. А потом откупоривал очередную, наливал стакан рома и уходил в игры. Иногда он уходил в них прямо посреди коридора. Со старым прибором V-реальности он был похож на марионетку – дергался и кружился, как кукла на ниточках, иногда натыкаясь на бойцов. Но его никто не обижал. У партизан было что-то вроде старорусской терпимости к «юродивым», «убогим», о которой Макс читал в книжках. Кстати, в современном РГ Максим ее почти не увидел.
Ему встречались такие игроманы. В играх они считали себя гениями, но в реальности у них иногда не хватало способностей, чтобы ухаживать даже за кошкой, не говоря уже про спутника-человека. Дай бог, если они вспоминали, что надо мыться и бриться хотя бы иногда. Рихтеру пришла на секунду мысль, что Марио – хорошо замаскированный шпион. Видимо, кому-то эта мысль тоже пришла в голову, потому что, когда военспец на двадцать минут выходил из здания и осматривал район, по возвращении лохматый дед-сторож куда-то исчез. И ушел Марио не сам, его явно увезли, потому что его гаджеты валялись разбросанными и разломанными.
Софи сказала, что это было ее решение.
– Пусть лучше посидит в камере, чем наведет на нас такой же удар, как по кампусу. Если он чист, никто его пальцем не тронет.
Рихтер пожал плечами. Он вспомнил, как еще в Канкуне тренировал местных добровольцев. Как откровение пытался донести мысль, что они должны быть морально готовы «отработать» по мирным жителям, которые способны засветить их позицию в бою. Что в гражданской войне особенно актуально – ведь эти простые обыватели могут симпатизировать противоположной стороне. И быть не мирными жителями, а лазутчиками в штатском.
Эту же мысль вдалбливал им инструктор в Корпусе, ссылаясь на многочисленные случаи, когда один оставленный в живых пастух наводил на десантников свору злых моджахедов из своей деревни. «Формула проста. Если нет возможности интернировать – ликвидируйте», – говорил им Джон Браун, старый наемник из Австралии. – «Армии развитых стран часто имели проблему с этим. Пришлось поучиться у армий Третьего мира, где такой дилеммы даже не стояло».
Рихтер повторил тогда для студентов этот нехитрый афоризм, напомнив, что если возможность задержать все-таки есть, ей надо воспользоваться. А еще – про гуманное отношение к женщинам и детям.
«Знаю, бывает сложно… стрелять в безоружных. Но выполнение боевой задачи может этого потребовать. От вас зависят жизнь товарищей и успех операции. Эй? Я что-то смешное сказал?».
Несколько его бородатых учеников в камуфляже на задней парте посмеивались. Явно не бывшие студенты или школьники.
«Ну ты даешь, командир. Что тут сложного? Врага мы пристрелим как собаку, с оружием он, без оружия… мужчина, женщина. Бог своих не даст завалить».
Да, такого переосмысления цитаты времен альбигойских войн он еще не встречал. Папский легат Арно Амори говорил, что Бог различит своих – после убийства всех подряд. А здесь Макс услышал, что Бог просто не даст пуле поразить «правильного» человека. Может, это и было справедливо для умных корректируемых пуль, но мало кто из повстанцев такое оружие использовал.
Продуктов в ТЦ не было, ликвидных ценностей тоже почти не осталось. Дорогой алкоголь растащили давно, и даже дешевый вынесли еще на прошлой неделе. Но многие арендаторы не забрали свой менее ликвидный товар, лишь закрыли окна ставнями. Среди других разорившихся фирм тут был и давно покинутый и разграбленный секс-шоп. Все самое ценное оттуда тоже унесли местные… хотя где они найдут энергию для зарядки гиноидов? Видимо, для перепродажи забрали. Осталось только старье вроде пупырчатых «игрушек», плеток, наручников и ростовых кукол без автоматики. Небольшой соседний отдел был пуст.
И именно там Макс обнаружил свое отделение.
Бойцы зубоскалили на тему забавного соседства и готовились к предстоящим боям, попутно ужиная баночной фасолью и соевой ветчиной. Остальные подразделения обживали другие отделы.
Максим отправил своих бойцов собрать ненужное барахло в несколько мешков и вынести в мусорный контейнер в подземном гараже. Гаврила и Зоран явно одобрили это решение.
После этого они смогли занять и помещение секс-шопа. Оно было просторное, вместительное, так как магазин был немаленький. Народ тут хоть и католики, но отнюдь не святые отцы.
– Ты уже слышал, Макс, как в кампусе корпы ювелирно снесли наш комм-центр? – спросил Виссер, останавливаясь рядом с ним.
Оказалось, что, хотя артиллерия потерь не понесла, в кампусе самонадеянное командование «Авангарда» лишилось своего координационного центра и ценнейшего оборудования.
И тем не менее отряду «Панчо Вилья» приказали выступать, не теряя времени, и вливаться в кольцо осады.
«Видимо, будет штурм», – подумал Рихтер.
Раз комм-центр уничтожен, значит, пока придется довольствоваться тем, что привезли с собой из Канкуна.
Макс приказал голландцу настроить рабочую станцию. Через десять минут они запустили свою локалку, подключились к рыхлой местной сети повстанцев, а заодно к нелегальному и гонимому всеми властями каналу «Sobrevivientes», что означало «Выжившие». Здесь общались обычные беженцы всех взглядов, включая и явную «контру». Но иногда у них можно было почерпнуть полезнейшую информацию, которой не было даже у разведки повстанцев. Тут простые люди делились обрывочными данными о передвижении войск, обстрелах, опасных зонах и сторонах улиц, блокпостах. И НарВласть, и корпы вряд ли были рады такому каналу. Админы его узлов сильно рисковали жизнью, и Макс очень надеялся, что к моменту окончания битвы за город они свою деятельность свернут, чтобы не попасть на заметку в ЧК. Все-таки эти люди были не враги, а просто запутавшиеся, потерявшиеся в водовороте войны гражданские.
