– Уходил на пенсию. Временно. Теперь вернулся. Ему нужно, чтобы кто-то работал в его магазине. Попросил тебя.
– Стоп. Что?
– Рано или поздно, к тому же нам придется придумать, как снова открыть лавку Ашера, если все не взорвется. Но впереди паровоза не побежим.
– Ты мне позвонил, притащил сюда, вывалил на меня всю эту хренотень, от которой мир содрогается, потому что хочешь, чтобы я работала в розничной, блядь, торговле? – Ох, как же это неправильно. Так… так несправедливо. Херня, вот что это такое. Херня!
– Ему нужен кто-то, – сказал Мятник.
– Кто-то – но не я. Некая безымянная, неособенная персона без таланта, не я. Я уже спасла пять с половиной жизней за этой месяц.
– С половиной?
– Прыгнул, но выжил, поэтому технически, знаешь, я не предотвратила прыжок, но ему не удалось, раз он выжил, поэтому ничья, вот и полспасения. Ладно, все равно смысл в том, что мне есть чем важным заняться.
– Я ему так и сказал.
– Нет, не сказал.
– Сказал. Я сказал ему, что ты особенная, – произнес он.
– Стоп, – сказала она и зарылась в ридикюль за телефоном, чтобы выиграть себе немного времени подумать. Что это он сейчас пытается отмочить такое? Она не намерена спускать ему с рук этого вяложопого шарма, какой он тут пытается нагнать. Посмотрела в телефон проверить время, после чего встала. – Слушай, я дам тебе знать. Сейчас мне пора. У меня свидание с парнем, который красит мост Золотые Ворота.
Прозвучало совсем не так внушительно, как она на это надеялась.
– Это делает кто-то один?
– Да, – ответила Лили. Она понятия не имела. Пусть будет один.
– Ну, приятно вам тогда время провести, – сказал Мятник. – Рад был повидаться, Мгля.
– Ага, и я, – ответила она, шебурша барахлом в ридикюле, словно ищет ключи от машины, чего она не делала, поскольку машины у нее не было, но так поступаешь, когда не можешь придумать, чем бы еще себя занять.
– Спасибо за кофе, – сказал он. Проводил ее взглядом и подумал: “Слишком она молодая, слишком низенькая, и в ней чересчур ебанатической жути, – и я по ней скучаю. Но я хотя бы кофе выиграл”.
В дверях кофейни она повернулась и произнесла:
– Ты не выиграл. – И вышла вон.
“Ебанатическая жуть”, – подумал он.
Рассвет, розовый и зябкий. Император Сан-Франциско трюхал вдоль набережной Акватик-Парка, когда мимо на непропорционально длинных ногах болотной птицы пробежала морская свинка в плундрах и атласном дублете елизаветинского денди, на плече она тащила модель буксира. За нею следовали две равно лоскутные маленькие твари, обряженные, похоже, в красную ветошь – такую продают рулонами; у одного существа голова была трехцветной кошки, у другого – броненосца, и оно на ходу твердило нараспев:
– Скорей, скорей, скорей.
– Ну, такое не всякий день узришь, – промолвил Император. Золотистый ретривер Лазарь сочувственно тявкнул, но бостонский терьер Фуфел уже кинулся за ними в погоню, чертовски быстро, испуская стаккато рычанья, звучавшее так, будто он проглотил очень маленький и сердитый мотоцикл и теперь на бегу старался его не срыгнуть.
“Не в моем городе, – думал Фуфел. – Только не у меня в городе”.
Лазарь взглянул на Императора, словно бы говоря: “Нам же за ним бежать нужно, правда?” – и пустился трусцой терпимости, пока Император заправлял под мышку свою прогулочную трость и поддергивал военторговский планшет для карт, который носил на ремешке на плече, – там лежал тяжелый гроссбух со списком покойников. После чего Император зашагал следом.
Артритное колено в последнее время беспокоило его сильней обычного, поскольку они начали спать у воды – в Форте-Мейсоне и рядом, иногда в каком-нибудь уголке или закутке Яхт-клуба имени святого Франциска, а не в обычной подсобке за пиццерией на Северном пляже, чей радушный владелец там все прибрал и даже выдал ключ Императору и его гвардии. Поблизости от моста имена мертвых отчего-то приходили к нему легче, и последние утра он едва успевал размять затекшую за ночь руку, прежде чем имена и цифры начинали затапливать ему ум; приходилось усаживаться, где бы он ни был, и записывать их. Поначалу Император ходил в библиотеку и полицейский участок, даже в Мэрию, чтобы узнать там имена, о каких просили мертвые, но имен он там не обретал, а даты уходили гораздо глубже в прошлое, нежели тот год, который мертвые первоначально просили его записать.
На краю парка в длинную бетонную траншею тянулись рельсы, давно заброшенные, – вагоны канатки бежали по ней, прежде чем скрыться в тоннеле под обширным лугом над Фортом-Мейсоном. Фуфел загнал существ, это мясное ассорти, в траншею, зная, что тоннель в конце ее заперт стальными воротами, и сам он вскоре оторвет задницы от того, чем бы эти твари ни были, – ну или хорошенько проявит крутизну и строго их оттявкает.
Вот впереди уже показались стальные ворота, и тут Фуфел почуял ту мерзкую птичью вонь, с которой уже сталкивался раньше. Песик остановился так резко, что едва не перекувырнулся через голову. Ворота закрывали только нижнюю часть тоннеля, а вот арка над ними – почти четырех футов высотой – оставалась открыта и темна. Под воротами растекалась широкая лужа, похожая на деготь или густое масло.
Император и Лазарь нагнали Фуфела как раз в тот миг, когда одно существо – с головой пятнистой кошки – подпрыгнуло, перемахнуло ворота и скрылось в темноте под сводом. А вот когда перед таким же прыжком пригнулось второе – морская свинка, – из лужи высунулась гладкая женская рука с длинными когтями и пронзила ими грудь маленького денди. Из темной жидкости вызмеилась еще одна рука, схватила игрушечный буксир и погрузилась назад, после чего высунулась третья рука с когтями наголо, и вместе с первой они разодрали морскую свинку в клочья. Кровь и шелка испятнали собой стальные ворота и бетонные стены траншеи.
Третье существо развернулось и помчалось назад – к Императору и его гвардии, которые тоже развернулись и припустили прочь из траншеи.
За своим рваным дыханьем Император услышал:
– О, это же вкуснятина, ну не вкуснятина ли, а? – хриплым женским голосом, который донесло из темного тоннеля.
Они договорились встретиться в независимой кофейне возле Союзной улицы в Марине под названием “Жареный помол”. “Больше никто не пьет, что ли?” – недоумевала Лили. Кофе она любила, но день складывался напряженно, и парочка “лонг-айлендских чаев со льдом” наверняка бы притупила остроту, особенно если угощает парень с моста. Она согласилась на эту встречу лишь потому, что парень с моста позвонил, как раз когда она собиралась на встречу с М, и она подумала, что об этом хорошо будет рассказать Мятному, пусть приревнует. Ох, ну что ж.
– Вы Майк? – спросила Лили, подходя к парню, которого она вычислила как Майка. Он был – как и описывал себя – “как бы нормальным таким с виду”: за тридцать, среднего роста, средней комплекции, темные волосы, зеленоватые глаза, очень смахивал на Чарли Ашера, только мышц побольше. На нем были джинсы и чи-стая рубашка из синего оксфорда, но ясно было, что плечи и руки у него тоже имеются, – у Чарли же руки служили реквизитом для того, чтобы рукава не обвисали. Почему она вообще думает про Ашера?
