– Нет! – заорал Фтиб. – Она сложила наши души в эти сосуды, и нам дали ложные имена. Тогда меня звали Боб, но теперь к нам вернулись настоящие прозванья. Мы помним!
– Стив! Стив! Стив! – скандировала толпа.
– Нет, тупоебики! – закричал Фтиб, хотя и он уже не выглядел уверенным в себе, как это было вначале. – Ты не наш. Ты не из Народа. Ты неполон. – Он показал на красный огонек у себя в груди, затем обвел лапкой громадную гору предметов, тоже красных. – Тебе чего-то не хватает!
– Дай зыр, – произнес Вихлявый Чарли.
– Дай зыр! Дай зыр! Дай зыр! – завелся Народ.
Фтиб взревел:
– Она дала нам отвратительный облик и не дала памяти, но теперь у нас есть память.
– Дай зыр! Дай зыр! Дай зыр!
– Заткнитесь! – рявкнул Фтиб, и все заткнулись. – Она не дала нам голосов, но у нового Народа есть голоса!
– Дай зыр! Дай зыр! Дай зыр!
– Она не дала нам губ. Но мы отрастили себе губы! – произнес Фтиб.
– Гу-бы! Гу-бы! Гу-бы! – заголосил Народ.
– Губы, – произнес Вихлявый Чарли, протягивая Фтибу свою неимоверную елду, которую Фтиб Мудрый мудро выпустил из лапок наземь.
– Еще бы, у тебя есть вот это, потому что ты у нее любимчик, но вот души у тебя нет.
– Губы, – повторил Вихлявый Чарли.
– Мы были людьми, а она заточила нас в этих отвратительных тварях, но у нас ее книги, и с ними нас стало больше. И нас будет еще больше. Тысячи нас! И у всего Народа будут голоса! И у всех будут губы! Так рек Фтиб Мудрый!
– Стив Мудрый! Стив Мудрый! Стив Мудрый! – загомонили все, включая Вихлявого Чарли.
Но Фтиб Мудрый не был этим доволен – он-то был вполне уверен, что его человеческое имя было Фтиб, а не Стив, хотя, с другой стороны, в Стиве на самом деле гораздо больше смысла, правда же? И он разозлился.
– Стража! – рявкнул Фтиб, возможно – Стив, а ранее – Боб.
Четверо из Народа, все в новых разноцветных хлопчатобумажных нарядах, сшитых Одри, выступили из-за горы сосудов души. У каждого было свое оружие: нож, тесак, серп и отвертка, а вот виложки не было, ибо Виложкой Власти мог владеть лишь Фтиб Мудрый. Еще на каждом был небольшой ремешок, сработанный грубее, чем их одежда, и за него были заткнуты баллончики перцового аэрозоля.
– Взять его! – скомандовал Фтиб.
– Взять его! Взять его! Взять его! – завелся Народ.
– Это не нужно скандировать! – рявкнул Фтиб, и все более-менее смолкли, кроме нескольких отставших, которые еще не вполне разобрались с напевом про губы и теперь догоняли.
Стражники подхватили Вихлявого Чарли под руки, и он им позволил это сделать, осведомившись у каждого, не найдется ли у него палочки моцареллы, – при помощи своей традиционной фразы “дай зыр”.
– Ты, бездушный ее приспешник, прислан нам как знамение, Чарли Ашер. Мы отберем душу Одри и поместим ее в твое бездушное тело, чтоб и она знала, каково жить в ловушке отвратительной маленькой твари! – И Фтиб маниакально замахал виложкой и захохотал.
Вихлявый Чарли попытался вырваться, но к нему кинулись еще двое стражников и схватили его за ноги. Одри давала ему зыр, и у нее имелись сиси и другие части, от которых его клонило в сон. Он не хотел, чтоб ей как-то навредили.
– Увести его, – распорядился Фтиб. – Связать и приготовиться к захвату творца-еретика – Одри!
– Свя-зать! Свя-зать! Свя-зать! – загомонил Народец, хотя если уж совсем честно, большинство не очень понимало, что тут вообще происходит. Стража уволокла Вихлявого Чарли из большой круглой комнаты.
– Mon Dieu!
[55] – произнесла кошачья личность по имени Элен, так и оставшаяся наверху лестницы. И поспешила в другую сторону – в тот проход, что вел под крыльцо.
20. Проба, проба
В первый же день, вернувшись жить в свой прежний дом, Чарли забрал Софи из школы и повел ее есть мороженое. По пути домой с рожками в руках они встретили крысу, та подыхала в канаве – вероятно, от яда. Чарли подумал: “Дохлая крыса – ну, вот это было бы отвратительно и банально, а вот почти дохлая крыса – это, сэр, есть удобный случай!”
Чарли огляделся. По этому конкретному участку улицы сейчас никто не шел – по крайней мере, не было никого настолько близко, чтобы понять, чем они тут занимаются. Он не обратил внимания на желтый “бьюик-роудмастер”, стоявший в следующем квартале, – в нем кто-то сидел за рулем.
– Софи, милая, помнишь то слово, которое тебе никогда нельзя говорить, и ту штуку, которую тебе вообще никогда нельзя делать?
– Угу. – Она кивнула, пропахивая носом борозду в своем апельсиновом шербете.
– Ладно, нужно, чтоб ты это сделала. Вон с той крыс-кой.
– Ты ж сам говорил – никогда-никогда.
– Я знаю, милая, но это существо страдает, поэтому мы ей поможем.
– Одри сказала, что вся жизнь – страдание.
– Ее нельзя слушать, она сумасшедшая женщина. Нет, мне нужно, чтоб ты попробовала. Просто покажи пальчиком на крыску и скажи слово.
– Ладно, – ответила Софи. – Подержи. – Она передала Чарли рожок и присела на корточки.
Протянула палец к крысе, через плечо взглянула на Чарли – лишний раз убедиться, и тот кивнул.
– Киска, – произнесла она.
Лили сидела на своей станции вызова, головная гарнитура на месте, рядом – планшет. Она смотрела французский фильм про человека, который сходит с ума, когда сбривает себе усы
[56], и тут у нее зазвонил телефон. На терминале было видно, что звонят по городской линии с моста Золотые Ворота. Лили поставила кино на паузу, сделала вдох поглубже и соединилась.
– Кризисный центр, это Лили. Как вас зовут?
– Привет, Лили, это Майк Салливэн.
– Здрасьте, Майк. Как вы сегодня?
– Лили, это Майк Салливэн. Тот Майк Салливэн, кто спрыгнул…
На секунду Лили перестала дышать. Ни один из действительно спрыгнувших потом ей не перезванивал. Она не была уверена, что консультантов к такому вообще готовили. Она б, конечно, на подготовку все равно забила, но теперь было бы славно иметь ее у себя за спиной.
– Так, Майк, – тут говорится, что вы на мосту, разговариваете со мной по городской линии.
– Да. Как бы само соединилось. Не знаю как.
– Так вы не, э-э, стоите там и говорите в переговорное устройство или как-то?
– Нет, ничего подобного. Я просто как бы тут. Не физически, но такое ощущение, что разговариваю с вами.
