– Врать не стану, брательник, – ответил Лимон. – Не люблю я их.
– Тебе тут конец. Ты ж сам это знаешь, так?
Лимон вяло повис меж двух псов, на миг побежденный, но затем ухмыльнулся.
– Но вот это стало б до жопы здоровенным сознанием, как только я бы стал Люминатусом. Это была б воля, ебена мать, сжигающая мир.
– Ага, и такого никогда не случится. А будет вот что. Эти гавы отведут тебя к провалу, где твою нежную попочку уже тысячи лет дожидается Амат. Знаю я, знаю, что покончить с тобой она не сможет, зато пожует тебя да высрет по кусочку. А если ты говнишко-то свое вообще когда еще соберешь воедино, потому что так с нашим народом случается, эти два адских пса будут тебя дожидаться, Лимон. Тебе по силам их задержать, но не остановить совсем. Они дойдут за тобой до краев света и концов Преисподней – они никогда не сдадутся и никогда не умрут. Ты не сможешь ими управлять, их нельзя убить, а “к ноге” им скомандовать может всего один человек, и она стоит прямо вот тут. – Мятник показал.
– Чё? – спросила Софи.
– Для этих эбанаматов не существует криптонита, Лимон, сечешь?
– Жесткий ты человек, Мятник Свеж, – проговорил Лимон.
– Вперед! – скомандовал Мятный.
Адские псы прыгнули с аркады с Лимоном между собой и рухнули с высоты четвертого этажа в портал в Преисподнюю. И тот закрылся за ними, чпокнув, как перегоревшая лампочка.
– Пока, гавы, – произнесла Софи.
Мятник Свеж поднял голову и посмотрел на одинокую фигуру на мосту над ними. Та стояла в вихре призраков, и Мятник помахал ей. Майк Салливэн помахал в ответ и растворился в потоке.
29. Так это было
– Кризисный центр, это Лили. Как вас зовут?
– Лили, это Майк.
– Майк, что происходит? Ашер сказал, что все закончилось. Что закончилось?
– Я выяснил, Лили. Выяснил, почему слушал все эти истории – и что я тут делаю. Я должен их вести. Я Вор Духов.
– Это здорово, Майк, я понятия не имею, что это означает.
– Я должен вывести их всех с моста, показать им, куда они должны податься. Все души, застрявшие здесь с неразрешенными жизнями, – им просто нужно прожить еще одну жизнь, выучить урок. Вот что должен был делать Вор Духов. Красть духов с моста.
– Почему вы?
– Очевидно, что я взошедшая душа – или стану ею.
– А это что?
– Это значит, что я покончил с жизнями. Теперь я двигаюсь дальше.
– А как же Консепсьон? Вы ее отыскали?
– Она здесь, со мной.
– Ну, она б вам и могла сказать.
– Она сама не знала. Ей просто было известно, что нам нужно найти Вора Духов. Мы не знали ни кто это, ни что это. Мне нужно было выслушивать истории духов с моста, осознавать, чем они были и чем были мы – что мы суть. Консепсьон тоже взошедшая душа.
– Как же такое возможно – она торчит на этом мосту… ну, в Золотых Воротах, – уже сколько, двести лет?
– Она ждала меня. Наверное, мне следовало прожить свои жизни, чтобы ее догнать.
– Ну вот честно, жаль на вас тратить девушку посообразительней.
– Я хотел вам сообщить, Лили. Я двигаюсь дальше. И после сотен лет одиночества Консепсьон тоже смещается дальше. Мы идем вместе.
– Куда? Потому что в Морском округе я была, там не так уж и здорово.
– Вы можете себе представить двух существ – людей, – которые предназначены друг дружке? Восторг от влюбленности? Полное осознание вашей связи с этим человеком, как будто вы часть его, а он или она – часть вас? Что вы неразделимы?
– Такая у вас тема? Вот так у вас с Консепсьон?
– Да, но взошедшая душа так чувствует всё – так ей со всем. Там-то мы и окажемся. Как бы везде.
– Курточку не забудьте набросить.
– Я хотел сказать спасибо, Лили.
– На здоровье.
– И до свиданья.
– Пока, Майк. Я буду тут, если дичь какая случится.
– Такого нам не надо, – ответил Майк.
И он показал им путь – тем душам, что заблудились в Золотых Воротах на много лет, десятилетий, столетий; ополоумевшие, как постельные клопы, они при-шли в себя, и те, кому следовало выучить уроки, вернулись в новые тела, к новым жизням, чтобы снова взять на себя поворот колеса жизни и смерти, а те, что, как Майк и Консепсьон, уже превратились в собрания десятков жизней, кто нащупал путь, стал осознавать, – те взошли вместе в благоволении, чтобы держать друг дружку и все на свете в единстве с мирозданием, цельным.
Ривера выводил Императора и его гвардию из псарни в отделе контроля животных, когда она возникла.
– АХХХХИЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ! – возопила банши.
Ривера даже не подпрыгнул, хотя Фуфел и Лазарь проследили, чтобы чумазое привидение хорошенько облаялось, пока Император не отвлек гвардейцев полоской вяленой говядины, которую Ривера прихватил с собой как раз на такой крайний случай.
– Так это будет продолжаться? – спросил Ривера. Он очень устал, а ему еще предстояло доставить двух собак и одного чокнутого через весь город в подсобку пиццерии, где они жили, и только после этого он сможет отдохнуть.
– Нет, милок. Рок свершен. Я просто заглянула спросить – можно я вот это себе оставлю? – Она показала электрошокер и жужжанула им. – Эта коробчонка с молнией подсыпает перчику выполнению моих задач.
– Конечно, оставляй, – ответил Ривера. – Что еще?
– Думала повизжать на кого-нибудь. Мне это крепко нравится.
– Да, валяй. Только осторожней с этой штукой.
– Не бэ, я ее применяю лишь к тем, на кого визг недостаточно действует. Кстати, милок, как вернешься к себе в лавку, не забудь в книжку смерти к себе заглянуть. Сюрпризы, поди знай.
– Спасибо, так и сделаю.
– Пасип, – ответила она и пропала, истаяв струйкой дыма.
– Сие несколько тревожно, – промолвил Император. Гвардейцы скакали по бокам от него, полные надежд взгляды выискивали еще вяленого мяса.
– Это ее занятие, – сказал Ривера. Он подвел их к коричневому “форду” и открыл им заднюю дверцу. – Гросс-бух свой взяли? – спросил он.
– В мусорке, – ответил Император. – Служба его свершена. Я намерен обратить свое вниманье на живых граждан моего города. Они во мне нуждаются.
– Ну еще бы, – подтвердил Ривера. Император и его гвардия завалились в “форд”, и Ривера отвез их на Северный пляж, где и разместил в подсобке с крупной пиццей с колбасой, несколькими бутылками воды и двумя новыми шерстяными одеялами. А потом отправился домой и провалился в сон глубокий, словно сон мертвых.
Религия в Китайском квартале, как и в большинстве мест, менее зиждется на убедительной теологии, нежели на собрании выбранных наобум страхов, суеверий, предубеждений, забытых обычаев, рудиментов анимизма и общественного контроля за поведением индивида. Миссис Лин, профессиональный буддист школы Чистой Земли
[80], кроме того, все еще держала у себя амулеты машущих кошечек
[81], счастливые монеты и очень сильно верила в удачу красного цвета. Дарила деньги на китайский Новый год, получала наставленья, бросая монеты “И-Цзин”, была убеждена в том, что стариков, умерших в одиночестве, утешают призрачные невесты, и весьма благоволила любой традиции, поверью или обряду, которые требовали фейерверков, включая Новый год, День независимости и окончание сезона “Гигантов”. Китайскому зодиаку она следовала с упорной преданностью, а поскольку сама родилась в год Дракона, то и считала этих существ самыми счастливыми. Именно потому ее подруга Владлена Корьева и обнаружила ее в том состоянии, в каком обнаружила, когда вернулась домой из больницы.
