Сворден смотрел на Наваха и с недоумением раздумывал – а почему, собственно, они об этом сейчас говорят?
– Флакш отравляет всех, кто хоть раз здесь побывал, – сказал Навах. – Грязь, пот, кровь, война – не суть важно. Есть тысячи миров, где еще больше грязи, пота и крови. Но там мы все равно остаемся сами собой. Рубимся на мечах, интригуем, травим злодеев, но это словно… словно спектакль… Theatre du Grand-Guignol… Достаточно сойти с подмостков, чтобы вернуться к самому себе… Но не здесь, не здесь, понимаешь?! – Навах бешеными глазами смотрел на Свордена.
– Остынь, – посоветовал Сворден. – Ты опять несешь тарабарщину.
Но Навах его, конечно же, не услышал.
– Она кроит наши души! Точно так же, как кроит разум живорезов! Здесь главное – боль. Чтоб никакой анестезии. Только боль и кровь. Кровь и боль. Вивисекция человечества. А если… а если… а если она и есть Gott? – собственные слова настолько поразили Наваха, что он вцепился в Свордена, выискивая опору ослабшему телу.
– Кто – она? И что – она? – как можно терпеливее спросил Сворден, отдирая от себя кодировщика. Сумасшествие, конечно, недуг не заразный, но лучше держаться от заболевшего на расстоянии.
– Она, – пояснил Навах. – Трахофора. Не тот самый Gott, естественно, как у мракобесов, не всемогущий и возлюбивший все и вся. А такой – местный, локальный, не всемогущий и не возлюбивший. Концентрат разума, вертикальный прогресс… Разве ты ее не видишь?
И тут Сворден увидел.
Глава восемнадцатая
Белый клык
После последних слов Господа-М у Свордена Ферца возникло стойкое желание… нет, не повернуть обратно в заросли лугоморья, а подобрать камень покрупнее, один из тех, что щедро валялись вокруг. На всякий случай. Но пересилил себя и здраво рассудил, что таскаться по пустынному предгорью с камнем за пазухой не с руки, а возникни в этом нужда, он всегда успеет схватить из под ног нечто увесисто усмиряющее гипотетическую опасность.
И он легким прогулочным шагом устремился к нависающей над ним скале.
Рефракция здесь оказалась даже не чудовищной. Она с изощренной жестокостью пренебрегала всеми канонами здравомыслия, выдрессированными у носителя разума эволюцией. Точка перегиба корежила окружающее пространство, сминала в складки, скручивала, растягивала так, что казалось – еще чуть чуть, и распахнется зев какого-нибудь там межпространственного колодца, ведущего на другую сторону Флакша.
– Не верь глазам своим, – посоветовал самому себе Сворден Ферц, стараясь не особо смотреть по сторонам, сосредоточившись на узком пятачке земли под ногами, да изредка бросая взгляд на Белый Клык, который продолжал угрожающе крениться прямо на него. Казалось – вытяни вверх руку и ощутишь гладкий холод камня.
Впрочем, глаза и не особо настаивали на каком-то особом доверии к себе по сравнению с другими органами чувств. Пахло железом и свинцом – тем особым привкусом, что неизбывно сопровождает ржавеющие останки погибших машин. Ветер завывал в пустотах пространственного перегиба и выдувал из гниющей машинерии тоскливую, невыносимо фальшивую импровизацию-реквием. Наждак бьющего в лицо песка обдирал кожу, тут же уступая место еще более отвратному пыльному компрессу.
Валуны оказались никакими не валунами, а спинорным осадком боевого применения магнитного монополя. То, что это был не случайный вброс дираковской частицы, как порой случается при аварийной посадке вблизи гравитационного возмущения, свидетельствовала четкая регулярность расположения осадочных масс. Суперструнная структура рвалась не как попало, чудовищными флуктуациями плотности и температур выжимая из вакуума, как из мокрой мыльной тряпки, хлопья нарушаемых симметрий, а расщеплялась аккуратно, можно даже сказать – деликатно, вдоль гравитационных магнитуд Белого Клыка, оберегая скалу от ущерба.
Против кого применили столь мощное оружие оставалось пока непонятным – в эпицентре уничтожалась любая упорядоченная структура, будь то техника, человек или иное божье творение и его производные. Пустыня первозданного хаоса. Даже не хаоса, все таки имеющего собственные законы функционирования, а хаоса хаоса – крошечная частичка мирового логоса, чудом пережившего Большой Взрыв.
Позади послышался басовитый рокот, лязг, хруст перемалываемых гусеницами камней. Сворден Ферц оглянулся и увидел вползающую в узкое пространство между валунов механизированную колонну, состоящую из пары баллист, тяжелого танка и машины сопровождения с решетчатой фермой излучателя. Марево искажающей рефракции то пугающе раздувал бронетехнику, словно ее пучили пары хладагентов, вырвавшиеся из скверно отрегулированных, изношенных в хлам реакторов, то сжимал, сминал – так недоучка хирург – фронтовой мясник пальпирует живот агонизирующего солдата в поисках разворотившего внутренности осколка.
Впереди идущая баллиста замедлила ход, люк на башне откинулся и оттуда возник человек. Высунувшись по пояс и вцепившись в поручни он рассматривал стоящего на пути движения техники Свордена Ферца. Что-то сказав в микрофон, человек оглянулся назад и скрестил над головой руки. Колонна остановилась.
– Дрянь машины! – громко сообщил Свордену Ферцу командир баллисты.
– Так точно, господин бронемастер, – слегка развязным тоном подтвердил Сворден Ферц. Изображать из себя легионера он не собирался. Не дождетесь. Отвоевался.
Однако машины и в самом деле выглядели жутким хламом, кое-как подлатанным, лишь бы доползти до места очередной мясорубки, произвести пару выстрелов и разлететься слабо радиоактивными обломками – от попадания вражеской ракеты или от пошедшего в разнос ядерного движка – тут уж как повезет.
Командир вылез из люка, свесил ноги, собираясь спрыгнуть на землю, но так и остался сидеть, привлеченный чем-то там, вдалеке, видимое ему с башни. Только теперь Сворден Ферц увидел, что на нем рваный комбинезон с отодранными легионерскими нашивками, ботинки не с ноги, да к тому же жадно требующие каши, несмотря даже на обмотанную поперек ступней веревку. Штрафники. Воспитуемые. Для них и роль пушечного мяса чересчур значительна. Так, легкая закуска для молоха войны, нагуливающего аппетит.
– Воспитуемый Га-алка! – отрапортовал штрафник, спрыгнув на землю. По застарелой легионерской привычке он и каблуками попытался щелкнуть.
Сворден Ферц еще раз оглядел колонну, но пока больше никто не показался из раскаленных внутренностей бронетехники.
– Галка? – задумчиво переспросил Сворден Ферц.
– Га-алка, – поправил воспитуемый. Все-таки это было не заикание. – Меня часто путают, – доверительно сообщил он. – Но никакого отношения к бригаденбронетехмастеру Галка я отношения не имею. Га-алка я. Он – Галка. Похоже, да? Закурить не найдется?
Сворден Ферц протянул ему пачку. Га-алка нерешительно достал сигарету, борясь с желанием взять еще – прозапас.
– Бери-бери, – приободрил его Сворден Ферц, и Га-алка вытянул еще парочку, заложив их за уши, отчего приобрел слегка потешный вид.
