В 2002 году профессор Флегр, изучая поведение водителей, установил, что пораженные токсоплазмозом ездят быстрее и в три раза чаще попадают в дорожно-транспортные происшествия.
Энциклопедия относительного и абсолютного знания. Том XII
35. На дереве
Бывают дни, когда лучше было бы не пробуждаться. Правда, этим утром я не просыпалась, потому что и не засыпала, боясь свалиться во сне с ветки.
Согласитесь, тонкая ветка дерева – не лучшее место для отдыха. А тут еще беснующаяся собачья свора, тупо лающая внизу без малейшего перерыва.
– Лежать! Марш в конуру! – мяукаю я.
Пифагор грустно вздыхает:
– Побереги слюну, мы должны экономить энергию, чтобы продержаться как можно дольше. Дыши глубже, чтобы не было судорог.
Лай еще больше усиливается. Стараясь удержать равновесие на кончике ветки каштана, я спрашиваю:
– Они вообще никогда не устают?
– Они сменяют друг друга. Посмотри, сейчас внизу не те, что лаяли вчера вечером.
– Как поступил бы в этой ситуации твой тезка человек?
– Ты спрашиваешь, что сделал бы философ Пифагор, если бы очутился на ветке дерева, спасаясь от собак, вознамерившихся порвать его на куски? Полагаю, он позвал бы на помощь.
Мне кажется, что у меня в голове что-то щелкнуло.
– Почему бы тебе не вызвать Натали?
Какие мы глупцы! Я тупица. Наверное, страх и паника мешали нам рационально мыслить. Почему-то мы никогда не вспоминаем про людей. Вот и на этот раз мы напрочь забыли о моей служанке. Пифагор в считаные секунды связывается с Натали и с облегчением поворачивается ко мне:
– Она ждала нашего сигнала и очень волновалась. Сейчас она придет.
И верно, я вижу на улице, освещенной наконец светом начинающегося дня, силуэт нашего любимого человека. Какая радостная картина! Собаки, удивленные появлением двуногого существа, прекращают лай, некоторые, принюхиваясь, бегут к Натали, виляя хвостами. Гордо, с развевающимися на ветру черными волосами, она приближается к каштану. Я издали чую ее духи. То, как она держится, вызывает уважение. Какая она красавица!
Удивленные собаки сначала колеблются, потом покорно расступаются. Годы рабского послушания не прошли даром.
– Бастет! – радостно кричит Натали, показывая жестом, чтобы мы спустились.
Я спрыгиваю прямо в ее распахнутые объятия. Пифагор следует моему примеру. Осторожности ради мы сидим у нее на плечах.
Лай и рычание полностью стихли. Натали обращается к собакам на своем языке:
– Лежать! Кому говорю? Лежать!
Догадываюсь, что собачье племя понимает интонации и стоящие за ними эмоции, если не сами произнесенные слова.
Она продолжает, звучат другие слова. Собаки внимательно слушают, вопросительно виляя хвостами.
– Что она им говорит? – интересуюсь я у Пифагора.
– Полагаю, она пытается найти вожака стаи.
– Думаешь, они ее поймут?
– Долго прожив с людьми, многие собаки начинают понимать их речь, пускай по-своему. Говорят, будто некоторые из них понимают более двух с половиной сотен человеческих слов.
Теперь, когда мне уже не так страшно, я внимательнее к ним приглядываюсь. Передо мной собаки всех размеров, самого разного веса, с хвостами самой разной длины, всех мастей. На некоторых шрамы от укусов – скорее всего, это память о сражениях с крысами. Некоторые скачут на трех лапах.
Наконец от своры отделяется пес с длинной черно-белой шерстью. Остальные перед ним расступаются. Я шепчу Пифагору:
– Какой он породы?
– Бордер-колли, шотландская порода, выведенная когда-то для охраны овечьих стад. По человеческим критериям, это самая умная собака, то есть понимающая больше всего слов и легче остальных поддающаяся дрессировке, в частности, для цирковых представлений.
Бордер-колли останавливается в паре шагов от моей служанки и обнажает клыки – мол, берегись, не исключено нападение.
Я исхожу в своих выводах из собственных критериев. Хвост заведен под живот для самозащиты, уши напряжены, чтобы не пропустить даже еле заметное движение. У нас то и другое – признаки доверия, у них – свидетельство готовности напасть.
Натали опускается на колени и протягивает псу руку ладонью вверх. Как объясняла мне мать, это жест признания. Когда люди протягивают руку ладонью вниз, то это говорит об их намерении доминировать, когда ладонью вверх, да еще опустившись на корточки, то это указывает на желание установить контакт или на признание своего подчиненного положения.
Бордер-колли колеблется, потом вытягивает хвост и опускает уши. Все собаки вокруг тоже расслабляются, мне даже чудится выдох облегчения.
Одна приносит мне целый пакет сухого корма. Я нюхаю подношение и узнаю курятину с провансальскими травами. Пока я утоляю голод, другой пес, увидев на мне рану, полученную в столкновении с соколихой, начинает ее зализывать. Я от неожиданности шарахаюсь.
– Пусть лижет, – советует Пифагор, – у собак дезинфицирующая слюна.
Бордер-колли и Натали продолжают свой особый разговор, причем пес как будто все понимает. Вскоре он издает совсем другой лай и куда-то трусит. На бегу останавливается, оглядывается, шумно дышит, вывалив длинный розовый язык. Его явно разбирает нетерпение.
– Он зовет нас за собой, – догадывается Пифагор.
Пройдя сквозь двойную шеренгу наших новоявленных четвероногих обожателей, мы покидаем их деревню. Нас провожает приветливый лай – пожелания доброго пути.
– Получается, собаки настроены к нам дружелюбнее, чем соплеменники коты, – вынуждена признать я. – Видимо, я была к ним несправедлива.
– У людей есть поговорка: «Только дураки не меняют своего мнения». Ты молодец, что пересмотрела свое отношение к собакам, Бастет.
Расставаясь с новыми друзьями, собаками, я пытаюсь пролаять следующую мысль: Вы – собаки, но я все равно вас уважаю. Звучит ответный лай, наверняка выражающий ту же мысль, но уже на наш счет.
Мы торопимся за черно-белым проводником. Отчего-то он мне симпатичен – сама не пойму причину. Вскоре мы добираемся до места, куда он собирался нас привести. Оно обнесено колючей проволокой, перемежаемой башенками. За колючей проволокой мы видим человеческое жилье. Там витает человечий дух.
После Версаля, занятого крысами, водокачки с кошками, собачьей деревни мы наконец-то видим дома, где живут… люди!
Бордер-колли лает, мотая головой. Натали что-то говорит Пифагору, и я получаю от него разъяснение:
– Ей знакомо это место. Это Университет Орсе, здесь собрались лучшие знатоки всех наук.
– Тем лучше. Мне надоело сталкиваться с существами, не умеющими думать.
