Да, сильны эти люди!
Вокруг меня тем временем появляются картины одна другой занятнее. Солнечный луч, пронзивший облака, словно указывает нам путь.
Слушая сейчас Баха, я испытываю чувство, о котором давно забыла; как бы правильнее назвать его…
Переполненность?
Наверное, понимание юмора и постепенное постижение искусства подстегнули мое развитие.
Такое впечатление, что мое сознание – недавно раздувшийся шар. Видимо, нескончаемые испытания и победное их преодоление превращают меня в мастерицу выживания, пользующуюся невидимой поддержкой свыше.
Не забудем, что только я, я одна являюсь хранительницей памяти мира, чудесной ЭОАЗР. Чем не повод раздуваться от гордости?
– Что такое, собственно, эта ваша ЭОАЗР? – спрашивает Шампольон, словно подслушав мои мысли.
Мой ответ уклончив:
– Это громадная библиотека, умещающаяся в крохотном томике. Он так мал, что умещается в ладони человека.
– И что же есть в этой громадной библиотеке?
– Все знания, необходимые для возрождения рухнувшей цивилизации, – отвечает за меня Пифагор.
– В таком случае я бы хотел, чтобы вы, найдя библиотеку, сделали ее достоянием всех остальных животных, – торжественно произносит какаду.
Ишь, как усердствует! Мало ему уже данного обещания? Надо быть с ним осторожнее. Хуже всех те, кто стремится творить добро, поступая наперекор моим указаниям.
– А еще я хочу познакомиться с общиной утопистов, созданной вами на острове Сите. Знаете, что больше всего мучает нас, птиц из экспериментальных питомников? Отсутствие горизонта. В заточении я не переставал гадать, что там, за единственным доступным моему зрению окном, выходившим на стену с рекламой путешествий, – пляж, кокосовые пальмы… Внешний мир представлялся мне этим пляжем. Как же мне хотелось туда полететь! – Он мечтательно вздыхает. – Потом я понял, что мир гораздо разнообразнее. Однажды изображение пляжа заменили заснеженной горой с елями. Оказалось, я даже не подозревал, насколько мир многолик! Но когда, получив возможность беседовать с хозяином, я признался ему в своей жажде знаний, он предупредил меня о существовании самых разных смертельных опасностей. Сказал, например, что на свете есть вы, кошки, свирепые существа, охотящиеся на попугаев и поедающие их.
– Люди держали нас при себе, поступали с нами, как хотели, и заражали беспочвенными страхами. – Говоря это, я представляю, как разорву эту птицу, когда она нам больше не будет нужна.
Шампольон заключает с видом знатока:
– Полагаю, мы рождаемся, чтобы учиться. Худшее, что может нас ожидать, – это рутинная жизнь в одном месте, в одной и той же компании, когда ничего нового не происходит и произойти не может.
Этот Шампольон нервирует меня – мои и его мысли совпадают слишком часто. Надо будет ввести патентование идей: тот, кого осенит первым, патентует свою идею, тогда те, кто придумает то же самое позднее, будут вынуждены с ним расплачиваться. Так или иначе, попугаи – известные подражатели.
Я продолжаю размышлять.
Единственным исключением из только что упомянутого правила стану я сама, наделенная правом цитировать свою мать, раз бедняжки уже нет в живых.
Шампольон продолжает наслаждаться собственной болтовней:
– …и вот теперь я хочу пожить на просторе, открывая для себя мир, представителей других видов, хочу путешествовать, впитывать все человеческие знания. Вот для чего я присоединился к вам.
– А у свиней-то что вы делали? – лукаво интересуется Пифагор.
– Когда питомник перестал существовать из-за гражданских войн, его хозяин бежал вместе со мной, потому что – не помню, говорил ли я уже вам об этом, – я был его любимчиком.
Это произносится с горделиво вздернутым хохолком.
За кого он себя принимает, самодовольный комок перьев? С ума сойти, сколько на свете самодовольных болтунов!
Я киваю, притворяясь, что восхищена, но на самом деле хочу побудить его продолжить рассказ.
– Мы торопились и, подобно вам, не заметили на дороге ловушку, устроенную свиньями. – Воспоминание об этом неприятном происшествии повергает его в уныние. – Сначала все шло неважно, но потом свиньи убедились в моем невероятном коммуникационном таланте и назначили меня переводчиком на судебном процессе моего хозяина.
– И вы переводили, не испытывая угрызений совести?
Я задала этот вопрос, не подумав, но попугай слишком надменен, чтобы реагировать на сарказм.
– Почему, сначала испытывал – немного, но потом свиньи произвели на меня сильное впечатление. К тому же процесс проходил на принципах равенства. После суда, смертного приговора и казни (с последующей переработкой в фарш) моего хозяина я понял, что свиньи гораздо умнее людей, раз им удается поступать с ними по своему усмотрению.
Пифагору тоже хочется показать свою ученость:
– Между прочим, свиньи чуть не стали домашними животными человека, а кошки – сырьем для мясоперерабатывающей промышленности. В Китае, например, ели собак и кошек, а свиньи были компаньонами детских игр. Но однажды произошел пожар, в нем погибла свинья, и ребенок, прикоснувшись к ее обгоревшей туше, обжег руку раскаленным салом, поднес пальцы ко рту и обнаружил, что это вкусно. С тех пор свиньям нашли иное применение.
Наконец, мы добираемся до Орсе.
За время нашего отсутствия университет сильно изменился. В изгороди из колючей проволоки зияют широкие бреши. Живых людей не видно, всюду валяются трупы. Французское трехцветное знамя у входа в главное здание заменено черным, с надписью непонятной вязью.
Мы то и дело натыкаемся на погибших людей в белых халатах и бородачей во всем черном.
– Религиозные фанатики с химического завода! Наверное, охотясь за ЭОАЗР, они нагрянули сюда в гораздо большем количестве, чем в первый раз. Думали, видно, что мы привезли ее обратно в университет. Откуда им было знать, что нас задержали свиньи, – объясняю я и трогаю лапой свой ошейник, желая убедиться, что бесценная флешка на месте.
Роман потрясен. Переходя от трупа к трупу, он узнает друзей и припадает ухом к груди каждого – вдруг хотя бы в ком-то еще теплится жизнь? Но нет, головорезы прикончили всех до единого.
Так устроен мир людей: самые жестокие рано или поздно торжествуют над самыми мирными. Бандиты берут верх над теми, кто много думает, просто потому, что следуют простой и ясной логике, тогда как других останавливает осознание сложности жизни и сомнения.
Я наказываю себе впредь принимать это во внимание. Нельзя позволять уму подавлять первобытный инстинкт выживания. Не забывай о сидящей в тебе дикой кошке! Не жди, что все устроится само собой. Оставайся сильной, не уступай. Давай волю своей природной боевитости, иначе над тобой будут торжествовать более агрессивные глупцы.
