Иван. Редко в своей жизни я встречал таких людей, как он. Наверное, их можно пересчитать по пальцам одной руки. Таких людей я всегда называл светлыми, ибо тепло и свет исходили от них, и это было их естеством.
Я вернулся в реанимационную палатку. На моем столике реанимационного врача, который олицетворял ординаторскую, стояла тарелка с омлетом, большой бокал с кофе, круассан с маслом и вареньем, нарезанная ветчина, козий сыр и оливки.
Постепенно тяжесть в голове и веках ушли, солнце уже не раздражало, а наоборот – ласково припекало и опять опрокидывало в сон. «Стоять, – одернул я себя. – Ты что, первый раз не спишь по несколько суток? Работать, товарищ капитан медицинской службы, работать».
Мы дотянули до вечера. Были прооперированы все бойцы. Благо у солдат с минно-взрывными травмами не было проникающих ранений, так что и им и нам просто повезло. Мои раненные в голову были также стабильны, и никто не собирался помирать. Итак, пятнадцать раненых, и наш коечный фонд вот-вот будет исчерпан.
Я решил узнать, возможно ли направлять пострадавших в другие места, поэтому спросил у Чехова:
– Иван, а кто координирует поступление раненых в наш госпиталь? Наверняка есть еще подобные полевые больницы – может, очередных раненых отправлять к соседям?
– Артем, – спокойно начал отвечать Иван, – конечно, есть командование, начальник штаба, есть начальник медицинской службы, которые координируют ситуацию. Но ты пойми, по своей сути мы не регулярная армия – мы практически партизанское движение. И, конечно же, Белград нам всячески помогает, но, к сожалению, эта помощь торпедируется всем западным миром – впрочем, как и помощь России. Самое главное – нет прямой линии соприкосновения с противником, поэтому координировать поступление раненых практически не представляется возможным.
– А что известно по нашей ситуации?
– Я думаю, что в течение двух-трех часов в нашем распоряжении будут двенадцать санитарных машин. Но колонна в сопровождении бронетехники и солдат начнет выдвигаться не ранее шести утра. Документы я все подготовил. Так что проверьте реанимационные карты. Отправим всех сразу.
Юрик заступил на дежурство в реанимации. Все шестеро раненных в голову вентилировались аппаратами, всех удалось разместить в нашей реанимационной палатке. Остальные бойцы (их было девять) находились в простых госпитальных палатках под контролем наших медсестер. Из палаток постоянно слышались смех и веселая речь. Я понимал ребят – еще несколько часов назад им всем грозила смерть, а вырвавшись из ее объятий, парни вновь ощущали радость жизни, тем более в окружении таких прекрасных ангелов, как наши сестрички.
Координировать поступление раненых при ведении партизанской войны практически не представляется возможным.
Конвой с шестью санитарными машинами и двумя тентованными грузовиками, приспособленными для перевозки носилочных больных и раненых, подошел к двенадцати ночи. Машины были классные – санитарные «Mersedes» c аппаратурой, в каждой по врачу и фельдшеру. Все машины были, по всей видимости, из Белграда. По дороге конвой нарвался на засаду – потеряли три санитарные машины, шесть человек из медицинской бригады погибли. Раненых – четверых бойцов и двух врачей – отправили на одной машине обратно в Белград или иной базовый госпиталь, благо ранения были не тяжелыми.
Дежурный отвел всех бойцов из конвоя в отрядную столовую. При общем обходе (где-то в начале второго ночи) мы передали своих подопечных бригадам санитарных машин, совместно с протоколами операций и реанимационными картами. Нам, штатным врачам госпиталя, было приказано продолжать дежурство, а эвакуационную бригаду отправили отдыхать. На сон им было дано три часа. В реанимации было спокойно, состояние раненых в госпитальных палатках стабильно, и меня также отправили на покой.
Все же перед сном я решил пойти в наш госпитальный душ и смыть с себя всю накопившуюся усталость вместе с потом.
Душ состоял из пяти душевых кабин, каждая с автономным доступом. Стены, потолок и пол были из белого пластика, стояла хорошая сантехника. Я стоял под струями теплой воды и наслаждался прекрасным ароматом шампуня неизвестной мне фирмы. Да, все же Запад – это совершенно другая цивилизация. Так комфортно оборудовать в горах, в лесу не только лечебный блок, но и быт… Нет, нам такое, наверное, никогда не увидеть.
Практически засыпая на ходу, я побрел к своей палатке. И вдруг меня пронзила мысль – а ведь я ни разу в течение дня не подошел к Драгане, ни разу даже не взглянул на нее. Да, видно, доминанта реанимационная перебивает сексуальный порыв. Совратил девку почти, а на следующий день и бросил. Нет, надо исправлять ситуацию. Я не мог сообразить, на смене Драгана сейчас или спит. Глубоко озаботившись судьбой своих подопечных, я вернулся в реанимацию. Юрец удивленно уставился на меня.
– Ты что? Что-то случилось? Везут кого, что ли?
– Расслабься, капитан, – снисходительно ответил я, – просто перевозбудился, напился кофе днем, сейчас еще раз взгляну на своих бойцов и пойду спать.
– Артем, кончай козлить. Знаю я твою заботу. Точно на охоту вышел. Никого из сестер даже на пять минут не отпущу! Ты что, нас опозорить хочешь, мало тебе приключений? Уймись, многодетный отец.
Драгана была на смене. В операционной пижаме цвета морской волны, в глубокой ночи, под шум равномерно работающих аппаратов вентиляции и монотонные попискивания мониторов, она казалась посланницей небес, доброй феей и ангелом. Она была серьезна и сосредоточена, периодически подходя то к одному, то к другому пациенту и занося данные наблюдения в реанимационные карты. Она мельком взглянула на меня и продолжила свою работу. Я понял – не время и не место. Здесь все по-другому, и никто не путает «Бебеля» с «Гегелем», по крайней мере моя возлюбленная уж точно. Юрец с ехидной улыбочкой проводил меня до выхода из палатки и произнес нашу традиционно-реанимационную фразу:
– Спи спокойно, тофарищщщ…
Время приближалось к пяти, и я решил просто прилечь на свою походную койку. Но, закрыв глаза, я сразу улетел в беспамятство без снов и картинок. Проснувшись, я машинально посмотрел на время: час дня, ничего себе. И никто не разбудил на эвакуацию.
На соседних койках спали Юрик, Иван и наш болгарский друг Ангел – его и правда так звали. Если он и был ангелом, то очень мощным: под два метра ростом, больше похожий на турка с крючковатым носом, карими глазами, черными, кудрявыми волосами и большими мощными кистями рук.
– Ангел, если попадем в плен к бошнякам, тебя за своего примут, – частенько смеялись мы. Но при своем росте и чертовско цыганской внешности Ангел был флегматичен и очень добр.
– Братушки, вы сильно не волнуйтесь, если попаду в плен, я успею всегда сделать это. – И он показал на гранату, которая всегда висела у него на поясе.
