- Обо мне можно много чего рассказать, но только не то, что я лжец, - сначала сказал он, а затем, мгновение спустя, исправился. – На самом деле это не так. Я лгун, однако, не патологический. Такое происходит только, когда того требует ситуация.
- Чувак, да ты ещё тот угрюмый сукин сын, - выразила своё восхищение она. – Как ты дошёл до такого?
Он посмотрел на неё и поднял бровь. Она подумала, что каким-то образом могла обидеть его, и решила не развивать тему. Но потом он ответил.
- Четыре года назад мои жена и сын погибли, потому что их сбил скрывающийся с места преступления грабитель банка, - безэмоционально сказал он. – Парень пытался сбежать и со всего маху въехал прямо в них. А сам остался без единой царапины. С тех пор я всегда в плохом настроении.
Ошеломлённая Джесси поперхнулась своим напитком. Чтобы прийти в себя ей потребовались добрые секунд двадцать.
- Господи, - наконец удалось ей прохрипеть. – Я не знала. Мне очень жаль.
- Поверь, если и существует кто-то, кто не обязан проявлять ко мне сочувствие в отношении семейных трагедий, так это ты. Когда тебе было шесть лет, у тебя на глазах твой отец убил мать. А тебя оставил умирать в промёрзшем доме рядом с её телом. Твой муж оказался социопатом, который пытался повесить на тебя убийство, а затем совершил попытку убить тебя, когда ты обо всём догадалась. Потом появился твой давно потерянный отец, нашёл и лишил жизни твоих приёмных родителей. Я удивлён, что ты не стала ещё угрюмее, чем я.
- Да, я тоже, - тихо согласилась Джесси.
Вдруг у неё пропало желание допивать свой виски. В её голове возникли образы приёмных родителей - Брюса и Джанин Хант. Она пыталась не думать об их последних днях, о том, как их обоих нашли мёртвыми в своей квартире в кондоминиуме для пожилых людей. Она старалась вспоминать их более молодыми, когда они учили её печь печенье с шоколадной крошкой и кататься на лыжах с учебной горки в Нью-Мексико. Но те другие - жестокие воспоминания постоянно их вытесняли.
- Мне нужно в туалет, - пробормотала она, вставая со стула.
Мёрф привстал, чтобы проследовать за ней, но она подняла руку.
- Можно мне хоть минутку побыть наедине? – коротко спросила она. – Я никуда не денусь. Просто поговорите тут со своим приятелем. Я скоро вернусь.
Мёрф остановился, хоть и не был в восторге от этой идеи. Джесси было всё равно. Ей нужно было провести несколько минут наедине, чтобы собраться с мыслями и, похоже, женский туалет в полицейском баре был единственным местом, где она могла это сделать.
Она прошла в заднюю часть бара и открыла дверь в дамскую комнату. К счастью, там никого не было. Несмотря на то, что ей не нужно было пользоваться туалетом, она зашла в кабинку и села, позволив, чтобы боль её последних утрат вылилась в нескольких коротких всхлипываниях, а затем, понемногу рассеялась.
Ей бы хотелось побыть там подольше наедине со своими мыслями. Но она услышала, что в комнату вошёл ещё кто-то и захлопнул за собой дверь соседней кабинки. И последнее, что ей нужно было – так это, чтобы какая-то незнакомая ей женщина слышала, как она плачет. Поэтому Джесси вышла и подошла к раковине, чтобы помыть руки и умыться.
Она посмотрела на себя в зеркало. Этот день оставил на ней свои следы. Она и так недосыпала и находилась в постоянном стрессе. Но моральное истощение от расследования, казалось, ещё больше отразилось на состоянии её кожи. И только зелёные глаза, которые в последнее время стали такими тусклыми, сейчас выглядели получше. Может быть, в них отражался азарт того, что она занималась расследованием дела. А возможно, они просто блестели после её непродолжительного плача. По какой бы причине это ни произошло, но они излучали энергию, которой в последние дни не было в её взгляде.
Она услышала, как женщина в соседней кабинке спустила воду, и быстро промокнула края глаз, чтобы та ничего не заметила. Из кабинки вышла неуклюжая женщина, одетая в уродливый брючный костюм с неприглядной завивкой волос. Она выглядела так, как будто уже пропустила несколько лишних рюмок. Немного покачиваясь, женщина подошла к раковине и опёрлась на неё, чтобы не упасть.
- С Вами всё в порядке? – спросила Джесси, довольная тем, тем женщина была не в состоянии заметить чужие личные проблемы.
- Всё хорошо, спасибо, - устало сказала женщина. – Просто тяжёлый день. Скорее всего, я просто переборщила со снятием стресса.
Джесси слегка усмехнулась.
- Поверьте мне, я Вас понимаю, - сказала она, наклоняясь к зеркалу, чтобы убедиться, что от её слёз у неё не потекла тушь.
- Спасибо, что не осудили, - сказала женщина, оглядываясь и слегка улыбаясь, поправляя причёску перед зеркалом. – Каждый из нас несёт бремя, не понятное другим, правда ведь?
Джесси кивнула в знак согласия. Она выбрасывала использованную бумажную салфетку в мусор, когда у неё по спине буквально пробежали мурашки. Что-то в полуулыбке этой женщины вызвало запоздалую вспышку её воспоминания, что-то вроде стойкого ощущения дежавю. Эта улыбка была ей знакома.
И только когда эта женщина полезла в сумочку, Джесси смогла определить, откуда она знала эту улыбку. Это была улыбка, которую она видела так много раз через стекло тюремной камеры в психиатрической клинике. И принадлежала она Болтону Крачфилду.
ГЛАВА 13
Джесси не успела отреагировать.
Прежде чем она смогла пошевелиться или даже заговорить, Крачфилд толкнул её на стену и вытащил из сумочки небольшой нож. Он поднёс его к её сонной артерии, плотно прижав кончик к её коже. Они оба смотрели вперёд, не сводя друг с друга глаз в отражении зеркала в уборной.
- Я ведь самое тяжёлое Ваше бремя, не так ли, мисс Джесси? – мягко сказал он ей на ухо своим до боли знакомым луизианским протяжным голосом.
Прямо в разгар нарастающей с бешеной скоростью паники, Джесси винила себя за то, что не узнала его сразу. Парик с химической завивкой был откровенно ужасным. А брючный костюм выглядел так, будто он отрыл его в комиссионном магазине, продающем женские вещи 80-х годов. А вблизи можно было отчётливо увидеть волосы на его руках, хоть он и побрился, загримировался и накрасил ресницы.
Она была такой вежливой, не желая осуждать этот явно пьяный, старомодный пережиток прошлого столетия, что упустила из виду очевидные знаки опасности. Пока Джесси молча смотрела на Крачфилда, она позволила раздражению взять верх над её чувствами. Оно было гораздо лучше страха.
Он равнодушно смотрел на неё, пристально разглядывал, ожидая её реакции. Девушка знала, что то, что она сейчас скажет или сделает может определить будет ли она жить или нет.
Это был первый раз её общения с Крачфилдом, когда их не разделяла тюремная решётка. Несмотря на то, что физическая ситуация их общения изменилась, Джесси подумала, что его содержание вряд ли должно поменяться. Она пыталась успокоить свои мысли, держать под контролем страх, вырывающийся из каждой её клеточки, и напомнить себе, почему Крачфилд помогал ей в расследовании прошлых дел, почему он наслаждался её визитами, почему он даже предупредил, что отец будет преследовать её: всё это потому, что она ему нравилась.