– Только целиком и холодной! – завороженно, как заклинание, повторил Сева.
– А если скажут: сливать первый бульон, таки это да! Хотя вкус будет жиже, но зато дитю полезней. Раньше я никогда не сливала, но врачиха научила. Пусть прокипит минуты три, и сливай. Весь мусор за эти три минуты из курочки уходит. Потом ее промой, кастрюлю хорошенько отдрай, а лучше новую возьми и снова залей курицу холодной водой. И стой на страже: как только бульон закипит – убавь огонь, бросай целиковую морковку, пришпаренный на сухой сковородке неочищенный лук и, возможно, чеснок. Возможно, потому что, если ты любишь его вкус – клади в конце мероприятия, если нет – кидай в начале. Или наоборот? Чего-то я все забывать стала. Но главное – ни за что не давай потом воде кипеть ключом. Это в готовке, думаю, самое важное – никогда не давать бульону кипеть и бурлить. Бульон должен быть все время на грани – вот-вот закипит, но не судьба. И снимай пену и все, что там всплывает. Посоли, кинь перчик горошком, кореньев и зеленой петрушки и томи часа три. И смотри на результат: чем больше в бульоне плавает маленьких звездочек жира, тем оно вкусней получится, а если одно большое жировое пятно – значит, не научился еще. Понял?
– Конечно, мне кажется, да, надо будет на днях сделать! О результатах доложу! – приставил Сева руку к воображаемому козырьку.
– Я тебе еще про «Березку» не дорассказала. Меня вот еще что поразило – там куры лежат по национальности! Представь себе! Болгарская, польская, венгерская, потом курица из ГДР и курица из ФРГ! Ну и наша. А самая дорогая какая, знаешь?
– Точно не наша, – оторвался от бульона Сева.
– Именно! Капиталистическая! Из ФРГ! Почему такая несправедливость? По какой такой причине? – Поля подняла руки к потолку и мелко ими заморосила.
***
«Дорогие мои Вера Павловна и Иван Иванович!
Только вчера после визита очень видного педиатра, который живет в нашем же доме, мы немного успокоились. Она не согласна с диагнозом ревмокардит, который поставили Катюле в районной поликлинике, а считает, что это гланды так нарушили ее здоровье и намучили Катюле сердечко. Слава богу, их вырезали. Операция прошла хорошо, сразу после операции Катюле дали мороженое, что ее очень обрадовало. Еще несколько дней постельного режима, и потом можно будет гулять. Она опять сильно похудела, но ничего, были бы косточки, мясо нарастет!
У меня к вам огромная просьба! Перед самым отъездом Роберта надергайте, пожалуйста, луку зеленого (с головками, чтоб подольше продержался) и туго заверните в бумагу. А то у нас лук совсем пропал в магазинах. На рынке большие очереди. Ягода у нас по два рубля, и клубника, и черешня. Все покупаем, кормим девочку витаминами.
Алена целыми днями бегает по редакциям по Робиным делам (как личный секретарь).
Цветы довезли очень хорошо, из роз две остались живы. А пион – небывалой красоты!!!! Иван Иванович! Умоляю вас, не посылайте с Робертом ни варенья, ни соленья, а сорвите штук 20 пионов, только не очень распущенных (распустившихся). И побольше белых, пожалуйста! Можно их завернуть в сырую газету и этот сверток привязать к чемодану, чтоб Роберту не в руках нести, а Алена его встретит. Иван Иванович, а я вам обязательно пошлю квас, как найду!
Целую вас еще десять раз, спасибо за отдых и заботу о нас! Привет от Алены, мамы, Иды и Катюли. Будьте все здоровы.
Целую вас,
Лида».
В кухню вошла Катька, видимо, привлек родной запах детского супчика и прабабины крики.
– Садись, Ангелочек, как раз вовремя, сейчас тебе бульончика налью. Тебе с лапшичкой или с клецками? – У Поли всегда был выбор для бульонной начинки – самолепная яичная лапша, прикрытая полотенчиком, сушилась на подносах на холодильнике, в холодильнике же всегда лежали крутые яйца и, разрезанные, красиво смотрелись желтковым глазом в тарелке прозрачного бульона, да и клецки почти не требовали усилий, чего там: яйцо, вода, мука и соль, перемешать, потом с ложечки шмяк-шмяк в крутой бульон, вот и готово. Но Катька предпочитала Полину лапшу, хотя не понимала, зачем баба Поля делает ее сама, когда в магазине продается готовая.
Сева с умилением посмотрел на Катьку, они были давние друзья, и Катька его из всех выделяла, он рассказывал ей полупридуманные волшебные истории про Катю, девочку-дюймовочку, которая перестала путешествовать со всякими зверушками по болотам и подземельям и осела, наконец, на кухне одной квартиры, на том самом Кутузовском проспекте в новом, недавно отстроенном сером кирпичном доме. Это была Катькина любимая сказка, она всегда слушала ее, затаив дыхание. Сева оказался большим выдумщиком, и так здорово и увлекательно он всегда рассказывал, что Поля тоже не брезговала этими маленькими представлениями. Вся кухня этой девочки-дюймовочки была поделена на континенты – Африка находилась в духовом шкафу, там было жарко, дули иссушающие горячие ветра, горел гудящий огонь, и держаться от нее, Африки этой, надо было подальше, иначе она могла обжечь. Северный полюс с Антарктидой располагались в холодильнике – ну и что, что они сосуществовали, пусть это было не совсем правильно с географической точки зрения, зато по существу все абсолютно верно – и там, и там было холодно! Иногда, где-то раз в неделю, два эти полюса подвергались размораживанию и тотчас превращались в Ледовитый океан – чтобы он не протек к соседям вниз, тряпки надо было тащить со всей квартиры. Джунгли же колосились на подоконнике – длинные пахучие стрелы зеленого лука, гордо глядящие в потолок, чуть ли не до пола свисающие традесканции и прочие фикусы позволяли воображаемой дюймовочке Кате гулять между деревьями и слушать пение птиц за окном. Вершины Гималаев были на люстре, Ниагарский водопад жил в открытом водопроводном кране, а озеро Байкал – в банке с чайным грибом, оно ведь было очень глубоким, это озеро, по словам дяди Севы. Перед началом сказки Сева лепил маленькую фигурку из хлебного мякиша, Катя придумывала ей платьице из атласной ленточки, и путешествие начиналось. Поля составляла маршруты, Сева начинал рассказывать, а Катя осторожно передвигала хлебную куколку так, чтобы она не развалилась.
Но это было не самое важное, что их сближало, а то, что именно Сева стал учить Катю «балету» – балетным позициям и поставил ее «у станка» – кухонного стула со спинкой. Первая позиция, вторая, третья, все пять – спинку держи, ножку тяни, ручку мягче – все это был он, ее первый и, собственно, единственный учитель, а не бабушка Лида, которую она долго и тщетно просила научить ее танцевать: «Некогда, Козочка, надо Робочке блинчики пожарить! Не сейчас, малюхотка, скоро гости придут, а кормить нечем! Попозже, Курочка, надо квартиру пропылесосить, натоптали вчера!»
И так постоянно. Только дядя Сева, оценив ситуацию, быстро все понял и начал готовить Катю к большому балету – держать осанку и правильно махать тонкими бледными ножками. Катя ожесточенно и махала, вцепившись в спинку стула и одновременно вслушиваясь в разговоры взрослых. При этом она всегда делала вид, что очень сосредоточена на упражнениях, а разговоры ее только отвлекают. Но как она ждала момента, когда дядя Сева немного расслабится после того, как позанимается с ней минуток пять: «Ручку, ручку плавнее! Присели – и раз! И два! Следи за спинкой! Таааак! Кто голову опустил! Ты будущая балерина, а будущая балерина, как сказал Горький, это звучит гордо!» А потом он немного отвлекался, Лидка начинала рассказывать последние соседские известия, баба Поля комментировать, дядя Сева слушать, уже не так строго прислеживая за Катей, и все, и можно было уже просто махать ногами под потрясающе интересные взрослые разговоры!
